Океан. Выпуск 7 - страница 4

Мы прошли канал, поднялись по реке Эльбе и прибыли в Гамбург, где поставили нас под разгрузку. На борт сразу же прибыли таможенники, портовые власти, представители различных торговых фирм. Еще до прихода в порт капитан предупредил экипаж, что все моряки должны будут приобрести приличную штатскую одежду. Причем сделано это будет организованно — так и дешевле, и качество одежды будет выше. Кое-кто из моряков начал ворчать, так как считал, что он вправе распорядиться своими деньгами сам. Но капитан сказал, что здесь мы все представляем нашу родину и, сходя на берег, должны быть одетыми не хуже немцев.

В первый же день в Гамбурге после обеда представители какого-то крупного универмага привезли на борт вороха костюмов, плащей, обуви, шляп, кепок. Все это они выставили на всеобщее обозрение в красном уголке. И вот тут-то началось светопреставление. Пожилые и невозмутимые моряки вдруг на глазах превращались в капризных покупателей: они выбирали одно, потом меняли на другое, а затем меняли еще и еще. Глаза разбегались от обилия вещей самых разных цветов и фасонов. Все это напоминало восточный базар.

Старпом смотрел, смотрел на все это, а потом приказал заходить в красный уголок только по три человека. И порядок был восстановлен. Моряки спокойно выбирали то, что им нравилось, примеряли, двое портных смотрели, что надо подогнать, и тут же отправляли одежду в свои мастерские. К вечеру нас было не узнать — все преобразились и тут же получили клички вроде «артист», «банкир», «буржуй» и т. п.

На следующий день моряки группами сходили на берег. Они были нарядно одеты, чувствовали себя уверенно, и все были очень благодарны капитану, проявившему настойчивость.

Закончив разгрузку, мы вышли в Северное море, которое встретило нас восьмибалльным штормом. Ветер и волна были попутными, и наша «Вьюга» зарывалась в воду то носом, то кормой. Судно точно раскачивалось на огромных качелях, зеленые, увенчанные белыми гребнями волны обрушивались на палубу, унося с собой все, что было плохо закреплено.

Стоять за штурвалом на свежем воздухе было еще ничего, но вот в кубрике было тяжко. Расположенный в самом носу, он то возносился вверх, то проваливался в какое-то бездонье. Духота, постоянный звон якорных цепей в соседнем с кубриком канатном ящике, грохот обрушивающихся на полубак волн — все это усугубляло обстановку. К счастью, я не страдал морской болезнью. Другим же было очень тяжко.

Поднимаясь как-то ночью на мостик, я увидел на шлюпочной палубе закутанную в платок буфетчицу кают-компании командного состава Лизу. Она закончила Киевский университет и поступила работать на судно, чтобы повидать мир. Поговаривали, что она племянница капитана. Лиза, молодая черноокая и миловидная девушка, обычно веселая и задорная, любимица экипажа, сейчас тяжело страдала от морской болезни. Мучения ее продолжались до тех пор, пока мы не пришли в голландский порт Роттердам.

Здесь же на реке Маас стояло много судов, в том числе и большой пассажирский лайнер «Патрия» («Родина»), готовящийся к круизу на острова Яву, Борнео (теперь Калимантан) и другие. Мы очарованно смотрели на чистенькое, выкрашенное белой эмалевой краской многопалубное судно и думали, что на таком вот можно было бы плавать всю жизнь. Откуда же было мне знать, что через пятнадцать лет в этом же Роттердаме в качестве председателя закупочной комиссии я куплю эту самую «Патрию» для нашего Советского Союза и сам же приведу ее в Ленинград, за что нарком обороны К. Е. Ворошилов наградит меня золотыми адмиральскими часами.

А тогда в Роттердаме со мной произошел еще один курьезный случай. Я стоял на палубе и любовался стоящими на берегу маленькими яркими домиками, мельницами, усыпавшими весь берег цветами. Меня окликнула Лиза и попросила помочь ей принести большой цинковый таз, который стоял на палубе у камбуза. Я с охотой взялся ей помочь. Точно такой же таз был у нашего кока, и я сам не раз мыл в нем миски экипажа после обеда. Сейчас таз стоял заполненный мыльной водой, мисок в нем видно не было. Я подумал, что Лизе нужен таз, и решил грязную воду из него вылить. Поставил таз на планшир — и опрокинул его. И — о боже! — я услышал какой-то звон и увидел, как из таза за борт полетели ножи, вилки, ложки… Одним словом, я утопил весь столовый набор кают-компании командного состава.