Окно с видом на площадь - страница 10

Ну да ладно, еще посмотрим. Я помнила о своем решении быть осторожной и продвигаться вперед медленно. Уже одно мое появление в этом доме можно расценивать как революцию, но если мистер Рейд не узнал меня при второй встрече, мне придется еще меньше рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны.

Мисс Гарт покинула меня, и я вернулась в свою маленькую комнатку. На этот раз я прямиком направилась к окну, чтобы посмотреть, какой вид открывается из него. Оконные занавески были свежими, ослепительно белыми. Я увидела за окном конюшенный двор, занимавший все свободное пространство прямо за домами. Через аллею от дома располагались стойла и каретные сараи для обслуживания всего этого квартала. Двор был вымощен кирпичом, зелени почти не было, кроме разве закаленного ветрами аиланта — огромного дерева, простиравшего свои ветви к моему окну. Удлиненные листья его побурели, а некоторые уже лежали кучками на голой земле. Между ветками я разглядела кучера Фуллера, который чистил скребницей одну из лошадей. Дальше были видны крыши ближайших домов. Ими и ограничивался вид. Но все же какая-то человеческая жизнь попадала в поле моего зрения, а двери дома впускали и выпускали людей, обслуживавших дом. Это позволит мне чувствовать себя не так одиноко.

Теперь мне предстояло распаковать свои вещи и придать более жилой вид этой заброшенной комнатке. В голове у меня настойчиво звучал вопрос: как я решилась отказаться от жизни, которая была мне все же знакома, и променять ее на неопределенную обязанность, ожидавшую меня в этом доме? Встреча с миссис Рейд, ее признание, что она была против моего присутствия здесь, безразличие мистера Рейда во время второй встречи со мной не вселяли надежду. Но я постаралась отбросить эти мысли и занялась вещами. В моей душе почти явственно раздавался голос матери, сказавшей, когда мы получили известие о гибели отца: «Мы должны работать, дорогая. Мы должны быть заняты. Это единственный путь, чтобы уменьшить нашу боль».

Первым моим делом было разжечь уголь, специально положенный в камин. Огонь разгорелся моментально, и тонкие язычки пламени заплясали, пробираясь вверх между кусками угля. Никакая комната не может быть совсем безрадостной, если в ней горит огонь. И теперь, под легкое гудение огня, составлявшего мне компанию, я открыла свой чемодан и начала развешивать одежду и доставать те немногие вещи, которые привезла с собой.

Я положила на стол вышитую дорожку и вынула голубой чайный сервиз, принадлежавший моей матери. Всегда, когда я прикасалась к нему, я вспоминала ее руки, грациозно порхавшие от чайника к чашкам, вспоминала, как она радовалась небольшому перерыву в работе, чтобы выпить чашечку чая с Ричардом и со мной. Снова я почувствовала боль одиночества, и мне пришлось бороться с ней.

У меня не было причины жалеть себя. Всего через неделю эта комната уже не будет казаться мне чужой. Передо мной, как вызов, поглощавший все мое внимание, стоял Джереми Рейд. Как мне приблизиться к нему — вот что занимало меня прежде всего, как завоевать его доверие, а потом и симпатию. Вот о чем я должна была думать. Я вынула маленькую музыкальную шкатулку, принадлежавшую Ричарду. Она стоила дороже, чем тогда, перед Рождеством, я могла потратить. Хотя потом я была рада, что купила ее: она всегда доставляла Ричарду огромное удовольствие. Я завела ее ключом, поставила на каминную полку, и она сразу оживила комнату — радостное пятнышко яркого цвета. Крошечные красные, зеленые и желтые фигурки на лошадках, маленькие саночки с миниатюрными ребятишками — все весело крутилось, а музыкальная коробка вызванивала старую французскую песенку.

Настойчивый стук в дверь отвлек меня. Поморгав, чтобы смахнуть непрошеную слезу, я открыла дверь. На пороге стояла Селина Рейд, ее глаза сверкали от радости, а с маленьких рук как бы стекал мягкий зеленый китайский шелк.

— Он теперь мой! — вскричала она, с торжеством протягивая мне отрез. — Так когда же вы будете шить мне платье?

«Вот первый случай приблизиться к Джереми, — подумала я, — и узнать о нем все, что можно». Я отступила в сторону и жестом пригласила ее в комнату. Карусель все еще вертелась, и музыка играла.