Окопники - страница 29
— Кожа. Не видишь, что ль? — прохрипел он простуженным голосом.
— Кожа?
— Свиная. На чердаке нашли. Еще вопросы будут?
— Ей сто лет в обед. Что ты с ней будешь делать?
— Распарим. За свииину сойдет…
Мы с Петром, в свою очередь, заглянули в хаты, подвалы, сараи и, конечно, ничего не нашли. Повернули восвояси в глу боком унынии.
У крайней избы увидали костер. У костра — те двое, сидят, варят в котелке свиную кожу.
— Присаживайтесь, — пригласил пожилой. — Я ж вам говорил, что ничего не найдете. Мы тут не первый день.
— И не боитесь, что вас за дезертиров посчитают? — удивился Петр.
— Не посчитают, — ответил пожилой уверенно. — У нас бумага есть. Мы заготовители.
— И много чего заготовили?
— Вчера в лесу мешок сухарей нашли.
Сказав это, он внимательно посмотрел на нас, проверяя, какое произвел впечатление. Мы усмехнулись, приняв сказанное за розыгрыш. Тогда наш собеседник вытащил из кармана шинели сухарь, разломал его пополам и протянул мне и Петру.
Молодой с нескрываемой злостью смотрел на своего слишком щедрого напарника. Ему, как видно, не понравилось и то, что гот выда. л их общую тайну. Мы, правда, и сами слышали, что советские самолеты сбрасывают для нашей армии продовольствие и боеприпасы, но искать эти сокровища в лесу нам и в г олову не приходило.
— Не болтал бы ты лишнего, — предупредил пожилого младший.
— А чего?
— А того самого… У нас с гобой от пустой ходьбы по лесам ноги распухли.
— Ничего, выдюжим, — уверенно сказал пожнлой.
— Может, и выдюжим, лежа в медсанбате.
— Ишь куда собрался! Ты уже полежал там, когда ранен был. Теперь повоевать должои.
Молодой только пошмыгал носом. На нас он не смотрел. Молча ковырял палкой в котелке.
— Из каких мест будешь, батя? — обратился Пегр к пожилому.
— Из Тыливки. Не слыхал про такую?
— Не приходилось.
— Большая слобода. Раньше мы были харьковские, теперь — курские.
— А я из‑под Калуги, — представился Петр.
— Значит, с Егоркиным почти земляки? Он тульский, — кивнул пожилой на молодого.
— Хоть и земляк, а… — Егоркин недоговорил.
Пожилой погрозил ему заскорузлым пальцем. И тут
же стал оправдывать товарища:
— Это он так… С голодухи серчает. А сам по себе малый ничего. Я его приглашаю после войны в нашу Тыливку на галушки. У нас там не хуже, чем в ином городе. И улицы и переулки… И магазины и церковь… А дворов — восемьсот с чем‑то. 0;Р1а тетка, тыливская, поехала в Харьков и заблудилась там. Ее спрашивают: «Откуда ты, тетка?». «Из Тыливки». «Какой области твоя Тыливка?» «Откуда мне знать. Сроду у меня никаких дел в области не было. Это Тыливку нашу полагается знать каждому». Вот и я, как та тетка, считаю. Потому и ответил на ваш вопрос: я, мол, из Тыливки…
На прощание пожилой посоветовал нам попытать счастья в лесу.
На обратном пути мы обшаривали каждый куст. Ничего не попадалось. Решили забраться поглубже в лес: может, там повезет? Зашли довольно далеко. Устали. Шагали молча, ни на что уже не надеясь. И вдруг почти одновременно остановились в неожиданности. На не растаявшем еще снегу, возле пушистой елочки, лежал бумажный мешок, чем-то туго набитый.
Не галлюцинация ли? Все время, пока мы бродили по лесу, из головы не выходил именно такой мешок.
Мы осторожно ощупали его. Петр первым закричал: «Ура!» Потом мы оба сорвали шапки, запустили их вверх и так завопили, что сторонний человек мог бы подумать: рота ринулась в атаку.
Я разрезал мешок, и мы взяли по сухарю. От них шел ни с чем не сравнимый хлебный аромат. Сухари были необыкновенно вкусные. Пшеничные, толстые и не такие уж жесткие, оттого, наверно, что долго лежали на снегу.
— Тише, — предупредил Петр, опомнившись первым. — Что это мы с тобой расшумелись так? Кто‑нибудь налетит и отберет. Давай‑ка лучше еще поищем.
— Хватит, пошли…
Мешок мы несли по очереди и всю дорогу грызли
сухари.
В нашей землянке Кравчук вытащил из мешка сухарь и сразу же приказал:
— Спрячьте и никому — ни слова. Утром, в обед и вечером — по сухарю на брата.
Мы высказались за то, чтобы такую же норму выдавать дяде Васе и другим ближайшим нашим товарищам. Кравчук не стал спорить.
Обусловленная норма и круг людей, на коих она распространялась, соблюдались неукоснительно. Тем не менее сухари быстро таяли. Настал день, когда мы вытащили из мешка по последнему.