Окопные стихи - страница 10
кто сидит отдыхает,
кто на землю плюет,
кто угрюмо молчит,
кто кричит:
- Мы дошли до границы фашистской Германии!.
Береза
Когда, сбежав от городского гама,
я по оврагам, по полям брожу, -
я до сих пор солдатскими глазами
нет-нет да и на местность погляжу.
Вот тут бы я окоп себе отрыл,
Обзор что надо с этого откоса!
А эту бы березку я срубил:
ориентир она, а не береза.
Она видна на фоне зеленей
издалека – как белая невеста.
Противник пристрелялся бы по ней,
и я б накрылся с нею вместе…
Так и живу – какой десяток лет.
То есть береза, то березы нет.
***
Наступаем...
Каждый день - с утра, вторую неделю - наступаем.
Господи ты боже мой! - когда же кончатся
эти бездарные атаки на немецкие пулеметы
без артиллерийского обеспечения?..
Давно уже всем - от солдата до комбата - ясно,
что мы только зря кладем людей,-
но где-то там, в тылу, кто-то тупой и жестокий,
о котором ничего не знает даже комбат,
каждый вечер отдает один и тот же приказ:
- В России народу много. Утром взять высоту!..
***
Что мы знаем о животном начале в людях?..
Немного - поскольку ищем божественное в них.
Вот поэтому-то мы и путаемся в трех соснах,
пытаясь объяснить этого человека, в котором
божественного не больше, чем в спичечном коробке,
с помощью коего он раскочегаривал свою трубку.
***
Он стал богом. Предшественники - святыми.
Портреты - иконами. Лозунги - хоругвиями.
"Краткий курс" - священным писанием.
Коммунизм - царством небесным.
А грешников - в геенну огненную:
инквизиция, Торквемада!..
Ей-богу, в духовном училище и семинарии
все одиннадцать лет
он был круглым отличником.
Колесо Фортуны
На войне – как в игре: надо, чтобы повезло.
Надо, чтобы капризный и ветреный Случай, –
тот, который издревле зовётся «судьбой», –
и штыкам, и осколкам, и пулям назло,
и иным затаившимся бедам несметным,
вопреки и приметам, предчуствиям, снам,
удручающим душу тревогой слепой –
даже, может, желаньям твоим поперёк,
если жизнь вдруг покажется – невыносимой…
Так давай же, фортуна, верти колесо!
На войне – как в игре: надо, чтобы везло.
Внезапный выстрел
Вот где-то тут и прячется опасность.
Вот где-то тут и притаился враг.
И сторожит обманчивая ясность
мой каждый продвигающийся шаг.
И знаю я – не избежать.
не разминуться с ней на перекрёстке.
И остаётся только ожидать
внезапный выстрел – тихий или хлёсткий…
Я опущусь в примятую межу.
Прижмусь щекой к ружейному прикладу:
я помирать, простите, не спешу;
пускай меня поищут, если надо.
И я дождусь, что в прорези прицела
возникнет эта рыщущая гнусь.
И пусть не суетится обалдело –
нет, не надейтесь, я не промахнусь!
Память
Они патроны, что ли, берегли,
прикалывая раненых штыками.
А те –
пошевельнуться не могли,
лишь закрывались в ужасе руками.
И так ломались кости,
как хрустят
говяжьи туши при разделке мяса, –
и корчилась, стеная м хрипя,
живая человеческая масса…
Казалось бы – прошло уж столько лет!
Казалось бы – забыть уже пора.
Но стоит только тронуть этот след –
сама к оружью
тянется
рука.
***
– Огонь! –
И подкалиберный снаряд
метнулся синей проволокой к танку.
Но чуть левее гусеницы – в скат
горячая врезается врезается болванка.
Наводчик довернул маховичок,
и поднял перекрестье панорамы.
– Огонь! –
Но верещащею свечой
снаряд отрикошетил в небо прямо.
И в третий раз меняется прицел –
и весь расчёт меняется в лице:
танк
разворачивает
башню.
– Огонь! –
На чёрной танковой броне
сверкнула фиолетовая искра,
и танк, остановившись наконец,
сухую землю гусеницею выскреб.
Бой длился вечность –
25 секунд!
Санинструктор
Она была толста и некрасива.
И дула шнапс не хуже мужиков.
Не хуже мужиков басила
и лаялась – не хуже мужиков.
Грудастая, но низенького роста,
в растоптанных кирзовых сапогах –
она была до анекдота просто
похожа на матрёшку в сапогах.
Она жила сначала с помпотехом.
Потом с начхимом Блюмкиным жила.
А когда тот на курсы в тыл уехал,
она с майором Савченко жила.
И, выпив, она пела под гитару
в землянке полутёмной и сырой,
как Жорка-вор зарезал шмару
и и схоронил в земле сырой…
Она погибла в Польше, в 45-м,
когда, прикрывши телом от огня,
на плащ-палатке волокла солдата
из-под артиллерийского огня.
И если,
недоверчивый к анкетам,
ты хочешь знать, какой она была,
не Савченко ты спрашивай об этом –