Окопные стихи - страница 9
чья-нибудь да захлебнется жизнь...
Но, собрав растрепанные чувства,
свыкнешься под эту канонаду
с фронтовым мучительным искусством
жить и от снаряда до снаряда:
сгрудившись, делить на плащ-палатке
сухарей помятые остатки;
кушать, прикрывая от земли
полами шинелей котелки,
костеря разбавленную водку
и в зубах навязшую перловку;
следуя хозяйственной привычке,
экономить курево и спички,
потому что на день тут
двадцать грамм махорки выдают;
даже прикорнуть накоротке
где-нибудь в окопном закутке,—
и, себя не чувствуя пропащим,
поглядеть, как, шаркая о стенки,
по траншее волоком протащат
чьи-то бренные останки...
Быта повседневного трясина
на войне — спасающая сила.
Уличные бои
Памяти Константина Симонова – солдата, поэта
Думали, уйдём на отдых… Но теперь на отдых –
плюньте!
Предстоят труднейшие бои – уличные, в населённом
пункте.
Это вам не в чистом поле: тут кирпич, бетон и камень,
да хрустят обломки черепицы под ногами.
Тут не выроешь окопчик, мать-земля тебя не спрячет, –
тут разрывами снарядов на асфальте раскорячит,
и совсем без проволочек – по башке твоей по стриженной
как погладит вывороченной булыжиной.
Тут тяжёлые орудия бьют с кратчайших расстояний
трёхпудовыми снарядами по дверям и окнам зданий,
и густая пыль кирпичная в отсветах кроваво-ржавых
заволакивает улицы вместе с дымом от пожаров.
А бомбёжки? В чистом поле, право слово, как-то легче:
ну – землёй тебя окатит, ну – осколком покалечит,
тут же, в каменных коробках, словно в склепе на
кладбище,
рухнет на плечи стена – и костей твоих не сыщут.
Ну да это – цветочки. Ягодки – тогда, когда ты,
свирепея, в дом ворвёшься вслед за брошенной гранатой,
и по стёршимся ступеням, и на лестничных площадках
от квартиры до квартиры путь прокладываешь в схватках.
Тактика – одна и та же: кувырком летит граната,
а потом, когда взорвётся, – очередь из автомата:
двери – в щепки, мебель – в щепки, зеркала и окна –
вдрызг,
и на выбитом паркете – веера кровавых брызг.
***
Ты погляди, как много в жизни зла!
Как ненависть клокочет по планете…
В двадцатом веке злоба превзошла
отметки предыдущих всех столетий.
И правы все. Неправых больше нет.
И кто кому ни перегрыз бы горло –
у всех готов затверженный ответ:
«Во имя справедливости и долга».
И я боюсь, что через некий срок
одержат полную победу люди:
и будет справедливость, будет долг –
а вот людей-то на земле не будет.
Крушина
Я встретил его в окружении… Разный
мотался в ту пору народ по лесам, -
и чтоб не промазать – решил, что устрою
на первом привале проверку ему…
Я сбросил свой "сидор", набитый харчами,
которые я у фашистов забрал:
- Ты, кореш, пока что костерчик сложи,
А я за водичкой спущуся к ручью.
- Винтарь то оставь. Надоело небось
Таскать эту дуру по всей Беларуси!..
- Да нет, не скажи. Без нее даже скучно, -
И екнуло сердце тревожно и муторно.
Дошел до кустов – и нырнул под крушину.
И вовремя!.. Только я выглянул – во:
уже вещмешок мой подался в осинник.
- А ну-ка постой, молодой и красивый! –
и встал на колено и вскинул винтовку.
Я думал: раскрашу ему фотографию,
и ну его к черту, такого попутчика!
Но он себе выбрал другую судьбу.
когда передернул затвор карабина.
Я выстрелил первым - поскольку меня
не сразу открыл он меж листьев крушины.
***
Из всех смертей – мгновенная, пожалуй всех нелепей.
Совсем не милосерден ее обманный вид:
Как топором по темени – шальной осколок влепит,
И ты убит – не ведая, что ты уже убит.
Оборвалось дыхание на полувздохе. Фраза,
На полуслове всхлипнув, в гортани запеклась;
Неуловимо быстро – без перехода, сразу -
Мутнеют, оплывая, белки открытых глаз.
И не успеть теперь уже, собрав сознанья крохи,
Понять, что умираешь, что жизнь твоя прошла,
И не шепнуть, вздохнувши в последний раз глубоко
Всему, с чем расстаешься, солдатское "прощай"…
Нет! – пусть вовек минует меня такая благость.
Просить у смерти скидок – наивно для бойца.
Я все изведал в жизни. И если смерть осталась –
Ее я должен тоже изведать до конца.
20 января 1945
Черт-те что на шоссейке на этой творится! —
кто смеется,
кто плачет,
кто грозится,
кто пляшет,
кто свирепо ругается,
кто обнимается,
кто вверх каски бросает,
кто на запад стреляет,
кто “Катюшу” поет,