Оковы призрачных вод - страница 13

Жульничество, по большей части, удалось. Разве что, поскольку еще одной категорией освобожденных от обязательного посещения Лунайсэ была как раз королевская семья, и, как следствие, эта Ночь Воющих Баньши оказалась первой для Киэнна, он снова чувствовал себя полным идиотом, не знающим элементарных вещей, известных каждому ребенку. Дети фейри начинали появляться на Лунайсэ лет с четырех, хотя официально имели право избегать ее до самого пятнадцатилетия (которое и считалось условным возрастом взросления). Конечно, взрослели детишки по-разному и пятнадцатилетний рубеж служил лишь примерным ориентиром. Статус младших фейри был тоже «особым», но полную неприкосновенность на время Лунайсэ они все же теряли (в особенности если изъявляли желание отправиться на общее сборище). По-взрослому их все равно никто не судил, но влететь от родителей вполне могло. И все же детское любопытство часто брало верх. Так что местная детвора немало повеселилась, глядя на великовозрастного болвана, который не знает куда идти, где встать, что делать и как говорить. Ну да не самое большое унижение в твоей жизни.

Зато серьезных обвинений против Киэнна и впрямь почти не нашлось. Да и то единственное, что все же отыскалось (потому что убийство злосчастного хобгоблина ему все же припомнили, и то, что этого убийства он не свершал собственными руками, а переложил грязную работу на баньши, по правде сказать, только усугубляло ситуацию), вылилось для него в пару новых гейсов-заклятий и не более того. Хотя нет, пролить собственную кровь на камни Лунайсэ тоже пришлось. По счастью, проделать это можно было любым способом, и Киэнн попросту порезал ладони. Все-таки довольно дешево отделался.

Однако добровольное появление бывшего короля на Лунайсэ (причем появление как равного, а не исключительного, подсудимого, а не обвинителя) произвело настоящий фурор. Такого Маг Мэлл уже тысячи лет не видел! И вот тогда к сидху Киэнна хлынула нескончаемая река паломников. Каждому хотелось потрогать диковинку самому. Причем шли, понятное дело, не с пустыми руками, а так и старались перещеголять друг друга богатством даров. Вскоре Карн Гвилаитир вновь ломился от сокровищ, и потребность в иллюзиях стала понемногу отпадать. Похищенное ранее, конечно, никто возвращать не стал — унижать хозяина таким «подарком» не хотели. Но несли все, что только могло прийтись по душе одариваемому: платье, посуду, оружие, украшения, лошадиную сбрую, вели самих лошадей (все отлично знали, что король-подменыш, внезапно получивший титул короля Лунайсэ, неравнодушен к хорошим скакунам), обставляли пустующие залы и покои сидха — вразнобой, каждый на свой лад. Так что и работа по дому появляться стала. Но Эйтлинн очень быстро категорически запретила Киэнну тратить свое время и силы на нее — и взяла в сидх брауни. Вернее, уриска, с удовольствием принявшего на себя уборку, стирку, глажку и прочие мелочи. Стряпней же и до того, по большей части, занималась Сюннгива, с которой Этт вполне сдружилась.

Наперебой предлагали, конечно, и свою компанию в постели. Что утешало, не только ему одному, но и Эйтлинн, хотя ей немного менее охотно — фоморку все еще панически боялись. И по первым порам она действительно едва ли не приходила в ярость от навязчивых предложений. Причем, похоже, бесили ее не столько посягательства на своего мужчину или притязания других на нее саму, сколько то, что Киэнна эти притязания нисколько не трогали. Нет, замечая отсутствие заинтересованности с ее стороны, он мог иной раз подколоть очередного ухажера чем-то вроде: не дорос, дружочек, королева Этт предпочитает более солидный размер. И только. Непривычную к укладу жизни и образу мышления фейри Эйтлинн — когда-то Мелани Риан Флетчер — это все еще оскорбляло. Пришлось объясняться.

— Понимаешь, Этти, то, что я сам в некотором смысле ныне принадлежу тебе, вовсе не обозначает, что ты мне тоже принадлежишь. У меня нет на тебя никаких прав, ты не лошадь, не перчатка, не дорогое украшение. Ты не моя собственность. С точки зрения фейри, патриархальный уклад смертных абсурден: женщина-мать имеет право властвовать над мужчиной, в особенности — если он отец ее ребенка. Мужчина над женщиной — разве что, если он — король Маг Мэлла. Понятий супружеской верности и сексуальной измены у нас вообще фактически нет. Ну что, собственно, мне станется, если ты разделишь ложе с кем-то еще? Моего ребенка ты уже выносила. Нежелательных беременностей у нас, сама понимаешь почему, не случается, венерических заболеваний тоже. А, по сути, на страхе перед ними двумя и построена вся человеческая мораль. Ну, по крайней мере, та ее часть, что имеет отношение к сексу. Так что… Если твои новые поклонники тебя раздражают и ты жаждешь моего вмешательства — ну, я могу попробовать их отшивать. Но это просто неприлично.