Оковы призрачных вод - страница 14

Эйтлинн все еще недоверчиво хмурилась:

— То есть, хочешь сказать, если я и впрямь решу ответить на притязания кого-либо из них и… ну, пересплю с ним — тебя это… не оскорбит?

— Никоим образом. — Киэнн усмехнулся. — Я буду только рад за тебя. Признаться, эта специфика человеческих взаимоотношений до сих пор остается вне моего понимания. По какой причине они считают, что любовь дает им право унижать, угнетать и, по сути, просто терроризировать этот самый объект их «нежных чувств»? Более того: называют подобный террор чуть ли не бесспорным доказательством любви! Считай меня несостоявшимся хиппи, но любовь должна быть свободной.

— Должна ли я предоставить тебе такую же сексуальную свободу взамен? — прищурилась она.

Киэнн качнул головой:

— Не должна. Но можешь. И я был бы тебе за это признателен.

Но ни воспользоваться полученным правом, ни одарить Киэнна таким же в ответ, Эйтлинн долгое время не спешила. А если быть совсем точным, то не спешила аж до новой ночи Бельтанэ.

На Бельтанэ Киэнн повез семью на ближайшую Пляску Живого Пламени, которую молодежь фейри прозвала куда менее пафосным словечком Попрыгушки. Явка на празднество Бельтанэ не была столь обязательной, как то дело обстояло со Сборищем Лунайсэ, но большинство фейри все же старалось не пропускать его: бытовало мнение, что пропустивший Бельтанэ четыре года к ряду теряет большую часть магической силы, и на то, чтобы восстановить ее в прежней мере, уйдет четыре столетия. Конечно, сам Киэнн пропустил по меньшей мере десяток Бельтанэ и изменений не заметил, но у него-то с магической силой изначально все было не ахти как.

А вот детей на Пляску как раз привозили в обязательном порядке. Вернее, даже не так: большинство детей фейри и появлялись на свет как раз во время ритуала Пляски. Эйтлинн, конечно, сразу вспомнила земное поверье о том, что женщина-фейри якобы не может разродиться без помощи смертного, на что Киэнн только пожал плечами. Смертных на Пляску Бельтанэ и подавно не допускали, что им там делать? Но в ночь, когда пылало живое пламя, неудержимо цвел терн и боярышник, а все мужчины Маг Мэлла совершали символическое жертвоприношение, проходя сквозь это пламя — то пламя, которого волшебный народ боялся едва ли не пуще смерти — и зачать, и разрешиться от бремени было и впрямь куда легче.

Не считая же огненного ритуала и битвы жизни, Попрыгушки, в полном соответствии со своим неофициальным названием, были не чем иным, как одной нескончаемой оргией. Ровно два непреложных правила царили здесь: не требовать и не отказывать. Вполне обыденное для фейри насилие в ночь Пляски становилось недопустимым, а любая другая воздержанность — смехотворной.

Эйтлинн выслушала пояснения Киэнна со всей невозмутимостью, на какую была способна и, к его огромному облегчению, согласно кивнула:

— Ну, традиция так традиция.

— Вообще, — выдохнул Киэнн, — есть одна уловка. Можешь пользоваться, если захочешь. Вернее, если очень не захочешь того, кто будет тебе себя предлагать. Только не подумай, что я советую тебе так поступать — не до такой уж степени я безнравственен!

На губах фоморки промелькнула сдержанная усмешка. Спору нет, звучало странно, а что поделаешь?

— В общем, ты в любой момент можешь просто заявить, что тебе не нравится. «Мне не нравится то, что ты делаешь». Ему или ей придется отступиться. Это жестоко. Это постыдно для того, кому адресовано. Это бьет по самолюбию, бьет по репутации, бьет по всему, где только можно ударить. Но таковы правила, и это твоя гарантия безопасности. Разумеется, если инициатива исходила от тебя, пойти на попятную — уже ударить по собственной репутации.

— От меня инициатива вряд ли будет исходить, — хмыкнула Эйтлинн.

Не зарекайся. Потому как едва ли не сразу по прибытии на Пляску, Этта столкнулась лицом к лицу ни с кем иным как с кумиром своей пылкой земной юности, или, может быть, даже детства: королем-ящером, идолом поколения хиппи, подменышем, которого когда-то в другом мире звали Джимом Моррисоном. Ну, вернее, вначале на него наткнулся Киэнн.

— У тебя есть табак, Дэ Данаан? — холодно протянул хрипловатый голос из-за спины, заставив Киэнна вздрогнуть.