Олдорандо - страница 25

   Разговор с капитаном не принес ничего хорошего, но это были только цветочки. По своей юношеской глупости Юли попал в поле зрения местных властей, более того, навлек на себя их немилость, и теперь легко мог потерять свободу, если не подчинится их правилам, число которых казалось бесконечным. Но Киале постарался внушить Юли, что ему ничего не остается, как повиноваться. Чтобы стать гражданином Панновала, нужно было научиться думать и чувствовать как панновалец. Поэтому ему оставалось только подчиниться установлениям властей.

   Юли обратился к духовным лицам и ему было велено ежедневно являться к священнику, который жил неподалеку от его комнаты. Последовали многочисленные многочасовые беседы, в ходе которых тот вдалбливал Юли теистическую и потому совершенно непонятную ему историю Панновала, "возникшего из тени великого Акха на вечных снежных просторах", и в течение которых он был вынужден заучивать наизусть длинные отрывки из священного писания, повествующие об этом великом событии. К счастью, у него оказалась цепкая память и вскоре он мог повторять их даже во сне, но в свободное от обучения время ему приходилось делать всё, о чем просил его священник, Сатаал, включая и постоянную беготню по разным мелким, но утомительным поручениям, ибо сам Сатаал, как и все здешние священники, был весьма ленив -- и от природы, и по своему положению в обществе. Для Юли был особенно унизителен тот факт, что все дети Панновала, без исключения, проходили этот курс обучения зачаткам веры и послушания в самом раннем возрасте.

   Сатаал был человеком с бледным лицом и небольшими ушами, но крепкого сложения и тяжелый на руку, в чем Юли убедился очень скоро. В случае, когда ученик смел выражать сомнения в основах веры, Сатаал забывал даже свою лень. Он брил голову и заплетал в косички посеребренную сединой бороду, как полагалось младшим священникам его ордена. На нем была надета черно-белая сутана, свисающая до колен. Лицо его было изрыто рубцами. Юли не сразу понял, что несмотря на седую бороду Сатаал не достиг ещё преклонного возраста. Во всяком случае, положенных старцу двадцати лет ему ещё явно не сравнялось. Тем не менее, ходил он всегда старческой походкой, а его осанка была согбенной, как в солидном возрасте, внушающем особое уважение, так как почтенные лета считались непременным атрибутом истинной набожности. Но напускная дряхлость священника служила маленьким утешением.

   Когда Сатаал обращался к Юли, голос его всегда звучал доброжелательно, но как бы издалека, тем самым подчеркивая непреодолимую пропасть между ними. Юли успокаивало отношение к нему этого человека, который устав слушать возражения юноши сказал ему: "Ты делаешь свою работу, а я свою, так что давай не будем усложнять друг другу жизнь, докапываясь до того, что ты там думаешь на самом деле. Это моя работа, и не более того. И я не хочу тратить время в попытках добраться до твоих подлинных чувств". Поэтому Юли теперь помалкивал, прилежно зубря напыщенные вирши.

   -- Но что же это означает? -- наконец не выдержал он, наткнувшись на особенно заумное место в священном писании Панновала.

   Сатаал медленно поднялся, заслонив плечами свет масляной лампы, падавший ему на затылок, нагнулся к Юли и сказал нравоучительно:

   -- Сначала выучи наизусть, а потом вникай в смысл. После того как ты всё выучишь, мне легче будет растолковать тебе, что ты выучил. И ты должен учить сердцем, а не головой. Акха никогда не требовал понимания от своего народа. Только послушания.

   -- Ты как-то сам сказал, что Акха нет никакого дела до Панновала, -- язвительно напомнил Юли.

   Священник нахмурился.

   -- Главное, что Панновалу есть дело до Акха. Ну да ладно, давай-ка вернемся к этому месту:

   Тот, кто жаждет сияния Фреира,

   Тот попадется к нему на крючок.

   И потом уже будет поздно,

   Свет сожжет его слабую плоть.

   -- Но что всё это значит? Как я могу учить то, что не понимаю? -- в отчаянии спросил Юли.

   -- Сын мой, -- сурово изрек святой отец, -- разве ты ещё не понял главного? Кто жаждет, тот сподобится! Ну, давай повторим ещё раз...