Ольга Яковлева - страница 28
Начало темнеть. Ольга лежала на диване под тёплой шалью – тихая, успокоенная, с выученным стихом в голове, с готовыми уроками. В доме напротив начали разноцветно загораться окна. Стали видны комнаты и люди в них. Ольга уже, кажется, и не сердилась. Просто она лежала и ждала. А потом уснула.
Снилась ей разная чепуха. Как в неисправном проигрывателе, перескакивало с одного на другое. Наверное, это болезнь входила в её тело – простуда. Ольга часа два проспала и ни разу не проснулась. А это тоже не очень-то хороший признак – сонливость.
Мама пришла и сразу обо всём догадалась. Сначала увидела мокрое пальто, затем – в кухне – скомканную записку и нетронутый обед, затем – в комнате – спящую дочку. Дотронулась губами до её лба – подозрительный оказался лоб.
Ольга проснулась, было темно. Однако она сразу почувствовала, что здесь мама. А потом и увидела – вот она сидит рядом с нею.
– Доча ты моя, доча! – сказала мама и провела рукою по Ольгиной щеке.
Ольга поймала эту руку, уткнулась в неё и заплакала. Так легко это вышло, так сразу…
– Ну ладно, – сказала мама. – Ну что ж теперь поделаешь? Ну прости. Больше не буду.
Но горько прозвенели эти последние слова, будто в маме тоже пряталась какая-то обида. Ольга даже плакать перестала.
– Я ж тебя ждала, – сказала она как бы в своё оправдание и шмыгнула носом. – А ты не шла.
– А я знаю. Я и говорю: прости меня, извини.
И опять то же! Опять Ольга насторожилась. И даже сердце заныло. Но не так, как раньше, – не за себя, а за неё. Однако что сказать сейчас и дальше, как поступить, Ольга не знала. Потому что не понимала, что произошло…
– Можно, я свет включу? – спросила мама. – Только ты глаза прикрой на минутку, пока не привыкнешь.
Загорелся свет. Ольга аккуратно, по щёлке открыла глаза. Но сейчас же опять их закрыла.
– Что? – озабоченно спросила мама. – Режет, да? Ну это уж точно простыла…
Она открыла тумбочку, сразу запахло лекарствами и резиновой грелкой. Мама достала градусник, стряхнула его, сунула Ольге под мышку. Градусник был холодный, но почти тут же согрелся.
Мама сказала:
– Я знаешь где была?.. Я в кино ходила. (У Ольги опять заныло сердце.) – Один человек, мой знакомый, билеты купил. Я даже и знать ничего не знала, пока он не позвонил.
Ольга вспомнила торопливую записку. Да, верно, она не знала ничего… А зато как спешила-то, как спешила! Опять в душе шевельнулось что-то вроде обиды. Она сказала:
– А какой человек?
– Ты не знаешь. Один мой друг хороший… Мы с ним долго не виделись. А теперь вот раз и повстречались – месяца два назад… Хочешь, домой его позову, познакомитесь… – Мама замолчала на минуту. Но чувствовалось: ей хорошо говорить об этом.
А у Ольги всё время на душе было как-то неспокойно.
– Ну так как? – начала снова мама. – Давай, пусть он придёт… Он вообще-то лётчик. Правда, тебе это не так интересно. Вот если б ты мальчишкой была… – Замолчала, но тотчас бросила вслед убегающим тем словам: – Ну что? Пусть придёт?..
– Я пока не знаю, – сказала Ольга.
Она и правда не знала, что сказать. Внутри много всякого копошилось и толкалось. Но слов для этого не было – вот и всё. Она не собиралась маму обижать, ни этого её лётчика…
А мама поняла всё по-своему. Сказала спокойно:
– Ладно, разберёмся!
Но сразу видно было, что она сдерживается, старается быть спокойной. А уж Ольга знает: сдерживайся не сдерживайся – всё равно это наружу выйдет. Она так и хотела сказать маме, но как-то замялась, промедлила минуту. И мама сама успела спросить:
– Как твои подшефные?
Ольга начала рассказывать – про старика ботаники, про Огонькова. Сперва у неё выходило как-то скучновато. И скучным голосом. Всё помнила, как мама сдерживалась… А потом, когда начала про огоньковские планы, уж всё на свете другое забыла.
В конец своего длинного говорения Ольга вдруг ясно почувствовала, что у неё болит голова. Там, где лоб и виски, но только изнутри, запрыгал тяжёлый мячик. Это по жилам билась кровь. А больная голова слышала.
Ольга замолчала. Но голова всё болела и болела ровным огнём. Мама посмотрела ей в глаза, и вздохнула, и щекою прижалась к её щеке.