Omnia mutantur, nihil interit - страница 17

— Кажется, нас прервали, — хмыкает Ян, взмахивая у Влада перед носом рукой. На безымянном пальце непривычно сияет серебряное кольцо. После короткой стычки их обоих потряхивает. Яна явно штырит от броска, глаза голодные.

— Скажи проще: хочешь покрасоваться перед публикой, — шепчет Влад. — Я-то думал, ты против такого.

— Сегодня можно. Один раз.

— Ради этого стоит развестись и провернуть все снова, — Влад хохочет, смелея. — Может, в следующий раз соберем побольше преступников на праздник…

— Горько! — орет Корак, удивительно подгадавший момент, пока они, чего доброго, не подрались.

Влад обещает с ним разобраться. Чуть позже.

13.

Ему кажется, никогда в Петербурге не было столько света и цвета, чистой, незамутненной сини, как в этот дивный вечер. На куполе неба, на крышах, в бурном омуте реки, в старой обшарпанной парадной. И у Яна в глазах — отражением их города.

Под вечер, немного веселые (Тина трезвит их ведьминскими отварами, и мысли и впрямь прекращают шуметь приливными волнами), они заезжают на работу. После танцев, после поющего, горланящего Корака и щедро сыплющихся пожеланий их родной кабинет кажется пустым. Даже Аннушки нет, ее Влад последний раз видел обнимающейся с Виреном и что-то урчащей, поблескивающей красными глазами, улыбающейся, не разжимая губ, но ничего им не сказал. Джека они поручают ответственной Ишим.

Ян, решивший помочь с оформлением Викторова, раз уж именно они его брали, звучит как херовый анекдот, придуманный напару опьяневшими Кораком и Карой, но Влад смиряется — он даже не против. Ему кажется, если б Ян, едва расписавшись, не побежал задерживать преступников и разбираться с отчетами, это был бы кто-то другой, чужой. А Ян Войцек-Зарницкий включает компьютер и бодро отстукивает по клавиатуре, пальцы мелькают — на легкой руке сияет серебро кольца. Влад идет и ставит чайник, наблюдает за бешеным бурлением воды. За окном темнеет.

— Как иронично, что в первую брачную ночь нас ебет работа, — произносит Влад. — Думаю, так и должно было произойти. Это твоя судьба, инквизиторство, ты слишком часто повторял, что женат на ней, и теперь работа не хочет тебя отпускать…

— Смешно ему…

Для удобства Ян собрал волосы в хвост, и Влад, наваливаясь на спинку офисного стула, устало утыкается носом ему в шею, вдыхает — горечь. Горечь адского табака, кофе — и еще что-то, покалывающий, свежий, словно Петербург после дождя. Все равно что сдуру глотнуть залпом рюмку чего-то крепкого.

— Ты фетишист, Войцек, — вздыхает Ян ничуть не разочарованно.

— Давай я допишу, — предлагает Влад неожиданно для себя. — Мне нетрудно.

— Ты ведь помнишь, что в отчетах нельзя материться? — строго уточняет Ян. — Слово «блядь» нельзя использовать ни в отношении женщин, ни в качестве междометия. Вообще никак.

— Кошмар! — картинно вскрикивает Влад, сгоняя его с кресла; они меняются местами, и теперь Ян подозрительно заглядывает через плечо. — Они душат во мне творческую личность! Как же экспрессия?

С отчетом они разбираются вместе.

14.

С замком Ян справляется легко, прихлопывая рукой чуть пониже ручки, и запирающая магия поддается, внутри что-то щелкает. Молниеносно склоняясь, Ян испуганно проверяет, не выворотил ли он в торопливости замок, но, кажется, все в порядке.

— Знаешь, была такая чудная традиция переносить через порог… — шкодливо ухмыляясь, заводит Влад.

А потом мир перед Владом мелькает стремительно, что-то вздергивает его вверх чуть не за шкирку, опора под ногами теряется, и у него ненадолго перехватывает дыхание. В темноте плохо видно, но Владу кажется, что у Яна лицо довольное, хитрое. Его до сих пор не отпустило с того ареста.

— Хуле ты творишь?! — яростно шипит Влад, вцепляется в Яна, будто они тонут.

— Ты ведь сам предложил, я понял…

— Ты не понял. Я предлагал тебе красиво полежать у меня на руках. Предупреждать же надо.

— Ой, — как-то слегка подозрительно тянет Ян. — Неловко получилось, но ничего… А ты разве высоты боишься? Никогда не замечал.

— Я боюсь, что у тебя позвоночник переломится нахуй, а ну верни меня на землю.

— Влад, — укоризненно и очень по-взрослому нежно говорит Ян, — я тебя ни за что не уроню.