Omnia mutantur, nihil interit - страница 8
Он вздрагивает, закрывая глаза.
— Я сам захотел отдать, Ян, — мягко шепчет Влад, проскальзывая рукой по его щеке, стирая что-то. — И мне не жаль: больше всего я хотел жить. И мы живем — разве нет? Сейчас — по-настоящему, не в вечной битве, не в кровавой революции, не в магической дуэли.
— Живем, — соглашается Ян неровным голосом.
7.
Гости прибывают не только днем. Не только в реальности.
Тем вечером Ян, умаявшийся за отчетом, ложится спать вымотанным — и потому немного расслабленным. Отличный способ справиться со стрессом, что бы Влад ни болтал. Возясь рядом, Влад устраивается под боком, комкает одеяла, превращая их в мягкое гнездо, и уютно тычется носом в затылок, обдает теплым дыханием; урчит что-то добродушное — спокойной ночи желает.
И в этот момент Ян думает, что счастлив.
Потом, часа эдак в два, Ян неожиданно просыпается. Какая-то сила выдергивает его с дивана, заставляет мгновенно подорваться. Все в туманной дымке, прячущейся в углах и клубящейся там, а Ян зачем-то шатается на кухню.
За столом сидит женщина, хотя Ян твердо уверен, что никого в доме нет, кроме него, Влада и Джека, что дверь накрепко заперта, а еще на ней добрый десяток мощных заклинаний, которые вцепились бы незваному гостю в глотку крепче адских псов, выкусывая трахею.
У нее родные серые, волковатые глаза и улыбка-оскал, улыбка-выпад; бледное красивое лицо, острые росчерки скул, темные губы. Откидываясь на высокую спинку стула, она сидит полноправной хозяйкой его дома, и Ян тепло улыбается. Путается взглядом в густых, ведьмински растрепанных волосах смоляного цвета. Следит, как длинное платье, сотканное из парчовой темноты, стекает на холодный пол. От нее пахнет свежестью лесной ночи.
Он инквизитор, он живет с Владом Войцеком мимолетных пятнадцать лет — и ничему не удивляется.
— Доброй ночи, пани Катарина, — вежливо выговаривает Ян. — Чаю хотите?
— Сколько раз говорила: зови меня бабушкой! — сердечно напоминает она, и в белозубой ее улыбке Ян видит выступающие клыки — совсем как у ее внука. — Пора бы привыкнуть, — серьезнее произносит Катарина, — что все ваши действия баламутят многие миры, мой бедный Янек. Каждый неосторожный шаг — отзвук на самой изнанке, сдвиг. Вы изменили историю, и с вами считаются, ненавидят и превозносят. Если б вы жили тихо, — печально вздыхает она, — да я сама не умела так.
На Яна она смотрит довольно, немного оценивающе — они не виделись долго; он расслабляется, и разговор течет спокойно, чуть пустопорожне — или это Ян никак не может запомнить, о чем они беседуют. Кажется, о Владе. О том, как сама Катарина всегда презирала замужество. О бытовых и рабочих мелочах.
Возясь на кухне, Ян готовит чай, которого точно прежде не было в шкафчике. Заварной, зеленый, с жасмином. Они с Владом никогда такого не покупают, довольствуясь черным из пакетика, но тут ему нравится освежающий, терпкий вкус, оседающий на языке. Целая чайная церемония.
Кухня знакомая, а за окном город чужой. Может, это Прага или даже Варшава, в которой семья Влада жила до его рождения, родина Катарины, которую она впитала за долгие столетия жизни.
Он пробует коснуться своего носа, складывает несколько простеньких знаков, пощипывает запястье — перед глазами кисельно мутится. Значит, сбежать из этого сна он может в любой миг, и Яну становится спокойнее. И вот они мирно болтают с Катариной, по-семейному так сидят. После долгого разговора глаза у Яна начинают слипаться; заснуть во сне — вот так приключение.
К нему Катарина придвигает кружку, и Ян пьет, запоздало осознавая, что привкус у чая другой, травяной, насыщенный, и у него сразу же начинает кружиться голова, дыхание спирает. Инстинктивно пытаясь вскочить из-за стола, Ян теряет равновесие, падает, вцепляясь в край, слабо вскрикивая. Молниеносно двигаясь, Катарина оказывается рядом, склоняется над ним, успокаивающе качает головой, поглаживает по волосам.
— Закрой глаза, — шепчет она. — Нам нужно кое-что уладить.
Ему до боли обидно думать о ее предательстве, о подсыпанной зачем-то отраве, но Ян верит, поскольку не верить семье не способен, зажмуривается. Открывает глаза через несколько секунд, чувствуя, как что-то неуловимо изменилось, как свежий ветерок бьет его по щекам, пахнет свежо — летней ночью, костром, травой.