Они придут завтра - страница 8

стр.

Как болит голова… Куда запропастился отец Иоанн? Опять появился этот бородач с винтовкой и красным бантом на шинели. На глазах отца Дмитрия он страшным ударом приклада сбил с царя Николая II и кайзера Вильгельма короны, и, сверкая золотом, алмазами и подпрыгивая, они со звоном покатились по булыжной мостовой. Отдышавшись, бородач в упор спросил отца Дмитрия:

— А что ты знаешь о своем сыне, о его судьбе, о его звезде? Кяхтинские миллионеры… Да они скоро станут козявками в сравнении с твоим сыном, слышишь ты… И будут у него другие наставники…

Что-то тяжелое навалилось на отца Дмитрия, в ушах забили колокола, в глазах поплыли фиолетовые и зеленые круги…

Очнулся, и вот ведь какое наваждение, — снова эта Кяхта. Сборы в дорогу. На войну… Духота пришла из пустыни Гоби. К ночи тучи сгустились. Вслед за вялыми порывами ветра блеснули молнии, загремел гром.

Какой тяжелый день! Бледный офицерик вытянулся и замер у полкового знамени. И все эти люди, объятые смертельной тоской и склонившие обнаженные головы, смотрели на своего полкового священника. Его проповедь не подняла их духа. Ему, отцу Дмитрию, и самому не хватало воздуха. Слова казались такими жалкими и ничего не значащими. Может быть, это оттого, что его не оставляла острая боль в сердце. Как тут они, пятеро детей, проживут без него одни. Сергей не отходил от отца. Чтобы не выдать своей тоски и боли, уткнулся в книги и в карту Монголии, Сибири и Дальнего Востока.

— Зачем они тебе, Сережа? Ты хочешь быть ученым-географом?

— Вот здесь, на севере, я открою для себя свою Америку, папа.

— Но ома давно открыта!

— Нет, папа, не открыта. В этих краях только побывали, а чем они богаты, где лежат богатства, — никто толком не знает. Вот посмотри, какое белое пятно — от Якутска до Охотска. Тут всю Западную Европу разместишь.

Как он повзрослел… Прощаясь, Сергей судорожно обнял отца. Грянул оркестр, и под его медные звуки полк тронулся к Селенге. И вдруг сухой треск оглушил всех. Молния ударила в древко полкового знамени и контузила офицерика. Какое мрачное знамение…

И завертелось, закрутилось на ухабах грязное окровавленное колесо войны. Этот нахальный ультиматум Вильгельма. Эти погони за призраками. Охваты с флангов. Блицкриг, окружение и полное уничтожение русских, — что только не грезилось и не мерещилось кайзеру, и все, все это вскоре было похоронено, и навсегда! Призраки уступили место жестокой правде жизни — изнурительной позиционной войне, с окопами, с минными нолями и волчьими ямами, с методическими кошмарными огневыми налетами артиллерии.

А русский медведь только еще просыпался…

Да, Сергея, сына своего, он, отец Дмитрий, не знал. И его звезду, его судьбу не сумел предугадать. И все же в характере юноши было многое от отца. Эти порывы в неведомое, это смутное стремление куда-то, эти зыбкие волны переживаний, это вечное смятение и души, и сердца, никогда и нигде не находившие покоя.

…Вихри враждебные веют над нами…

Совсем недавно это запрещалось петь. Как же все переменилось! Весь мир корчится в страданиях, в великих родовых муках. А ведь что-то должно родиться в этих муках и тоже великое. Разумеется, у Сергея появятся новые наставники, но будут ли они мудрее его, отца Дмитрия?

Такое смутное время. Каждый утверждает и отстаивает свою правду, а какая подлинная? Разберется ли в этом борении страстей Сережа?

И разве только он, отец Дмитрий, один оказался плохим провидцем. Кто еще из кяхтинцев мог предположить, что в Могилеве династия царей Романовых найдет себе могилу, а Октябрьская революция осенит Сергея сжечь за собой все мосты и решительно выйти на новую дорогу. Что среди наставников его будет ямщик, увозивший Чернышевского в Вилюйскую ссылку, и коммунист из вагона смертников. Кто мог угадать в любознательном парне из Кяхты человека, который найдет для молодой Советской Республики столько золота, что все кяхтинские миллионеры вместе взятые будут выглядеть рядом с ним жалкими нищими…

Ничего не знал о своей звезде и сам Сергей Раковский, выехавший в 1918 году, после окончания реального училища, из Кяхты в Иркутск. Однако вскоре мутная волна интервенции и контрреволюции захлестнула и Восточную Сибирь.