Онколига [СИ] - страница 22
— Что вы…, меня Алей зовут, Алевтина значит, он лежачий…, сосем… — «Хм…, как и мою дочь…, когда-то…, знак, что ли, какой-то?!». Она опустила головку и исподлобья, взглянула на родителя, тот почувствовал и встрепенулся, приоткрыв глаза, а увидев ее, улыбнулся из последних сил:
— Лежи, лежи, то есть сиди, папочка! Я подержу, вот и мужчина…
— Иван…
— Иван держал, а я уж тем более справлюсь… — Иваном овладели смешанные, как буря с ураганом, чувства. С одной стороны он не мог оторвать взгляд от появившегося существа, сравнивая ее с возможными чертами лица своей дочку, которую видел последний раз еще ребенком, с другой распереживался, что было для не характерно, об Михалыче, с третьей — он совсем уже опаздывал на свою химиотерапию и к Фоминцеву, и главное — с появлением дочери священника ему страстно захотелось жить, давно не испытываемое с такой остротой чувство! Решив застыть рядом с самой, так внезапно, посетившей его жизнью в девичьем обличии, он с трудом забравшись в глубокий карман пиджака, вынул телефон и осторожно начал набирать смс:
— «Илюх, я на втором этаже, даже не могу подняться с дивана…, и даже не хочу… пока не на процедуре… обнял»… — Нажатие на кнопку посыла сообщения показалось ему целым подвигом, и как поощрением за него будет, сколько-то времени поведенное с этой девушкой…
Илья Алексеевич этого не знал, и при первой возможности рванул к другу… Застав картину полного отсутствия своего бывшего одноклассника в этом мире, он отметил, давно не видимый в его глазах блеск жизни. Не совсем понимая причину, вслух сказал:
— Ну вот, здоровяк, я же говорил — ешь свеклу вместо своей этой красной икры, будет тебе гемоглобиновое счастье! Ты че застыл то?… — Иван глазами показал на застывшую, стоявшую на коленях пред отцом, Алевтину.
— Алевтина Олеговна, вот от вас-то не ожидал такого! А ну ка быстро в палату, вы что забыли, что таким иммунитетом, как у наших пациентов, любой сквозняк опасен! Быстро в палату…
— Я его одна не подниму…
— А…, ну да… Вставай, старикашка, чего расселся! Вдвоем справимся…
— Илюш, я не могу…
— Что с тобой?
— Сил нет совсем, вчера еще более — менее, а сегодня…
— Гемоглобин сколько?
— Дааа…
— Так всем сидеть на месте…
— Да мыыы…
Через две минуты протоиерея занесли в палату, а Ивана Семеновича с помпой вез на каталке сам главврач диспансера. Эспресс-анализ показал ужасно низкий уровень гемоглобина, врач потребовал бумажку с предыдущим анализом, посмотрев, убедился в правоте заявляемого другом, почесал в затылке и собрался было пойти в лабораторию, как отрыв дверь, увидел огромную очередь:
— Да это же не мой кабинет! От куда они здесь?!
— Да ты что не знаешь?
— Где мой кабинет я прекрасно знаю… — Чуть ли не со злостью изрыгнул Илья, но быстро осекся, вспомнив, что тем, кто за дверью, хуже, чем ему в тысячу раз…
— Так кАпаться будешь здесь, пойдет?
— Дааа…
— Ну «да», так «да»! … — Дав медсестре необходимое указание в отношении друга, уселся за стол и начал прием, как это часто у него бывало, без записи… С каждым появляющимся своими ли усилиями, родственников, с больными прибывали и облака, ощущаемых буквально физически, пережитого вчера, чувствуемого сейчас, опасения ожидаемого завтра. Глаза входящих, редко полные жизни, однозначно выражали глубину понимания ее бесценности, с надеждой, что этой самой бесценностью их жизни проникнется и сам доктор.
Бездонная глубина — вот мера всякого здесь побывавшего за три часа процедуры. Все сто восемьдесят минут не закрывался от удивления рот больного, его накапливаемые впечатления от увиденного и услышанного, ввергли его с состояние бесконечного отчаяния и безграничного бессилия. Ему, человеку, ничего не стоящему убить другого, захотелось помочь каждому из входящих. Не зная их, ему было все равно плохи они или хороши, каждого сплачивала с ним общая беда, пришедшая ни от куда, без причины, какая-то чуждая нашему понимаю о жизни, ни дать — ни взять, существо, словно обладающее интеллектом, своим у каждого, индивидуальным характером, психологией, планами.
Этот паразит, не желал жить сам и не давал это делать организму, захватываемому им по долям малым, этой твари нет возможности сопротивляться, иммунитет не знает средств противления, а потому сдается, даже не пробуя спасти человека, которого врачи вынуждены искусственно лишать его же собственного иммунитета, иначе химиотерапия не сможет помочь!