Онколига [СИ] - страница 23

Это был непрестанный поток, излияния речей которого настолько засорил сознание Ивана, затемненное еще вливаемой в него химией, что он перестал через пару часов реагировать не только на истории, просьбы, вопросы, плачь, стенания, но и на самих входящих.

Будто очухиваясь раз от раз, первое на что он направлял свой взгляд — глаза Фоминцева. Первый раз взгляд этот заставил вспомнить Сталина уверения Хлыста в прожитой почти бесполезной, вне созидания, жизни. Теперь он понял, что вовсе не жил и сам, и все знакомые им люди вместе взятые, совершенно не важно, чем они занимались. Этот строил! Точнее восстанавливал, что много сложнее строительства заново, с нуля, без плана и чертежа, из того, что есть, хотя и выбор не велик.

Врач — первая буква заглавная благодаря не первенству слова в предложении, а величине содеянного ежедневно. Он внимал в себя боль, выведовал из чего можно выстроить новую надежду, окутывал в нее выбранное лечение, наставлял, успокаивал, одинаково для каждого, не важно от имеющихся средств, запущенности болезни, состояния здоровья, черт характера, обреченности. Каждый! выходил обнадеженным, даже, если понимал, что жить осталось месяц — два. На что была его надежда? На будущее — у вечно живущей души будущее — это Вечность! Такой знал, что сделал все, что смог не только для своего тела, но и души.

Сам верующий, он заставлял поверить и атеиста, и разуверившегося в справедливость, и отчаявшегося сопротивляться, и отказывающегося принимать неизбежность собственного ухода сейчас. Для последних этого существования становилось, чуть ли не необходимостью, стоит ли говорить о других.

«От куда берет он силы, где конец его терпению, когда же он попросит, хоть что-то для себя? Он ни разу не оправдался, не проронил ни слова о себе, своих нуждах, а их не может не быть, не заявил о своей усталости, не оскорбился на ругань, обвинения, издевательства, не попросил хоть минуту отдыха. Он принял всех! А я?! А я думал все это время только о себе, о том, как все они надоели, о том, как хочется окончания мучений, о тающей надежде, о зле всего мира, из которого выключил себя, видя проявление этого демона только в свою сторону, хотя сам был его исчадием… Я, я, я и более никто, кроме меня!

Как может думать только о них и нисколько о себе?! Вот так рождаются кумиры, полубоги, легенды, хотя он только человек — был, есть и будет. Если бы все были, как он, то он смог бы быть более свободным, менее занятым, а главное мы более здоровыми, и чаще ремиссирующими — якобы временно выздоравливающими. Но не мы выздоравливаем, а «он» — это подлое, коварное, паразитирующее на людях существо, затаивается почему-то в организме, по ему одному известным причинам, хотя бывает так, что затаившись, не находит в себе более сил, что бы выползти снова!

Что пугает его, или гонит прочь? Почему он так не исчезает у меня…, пока не исчезает?! Я хочу, что бы произошло и у меня, я хочу выздороветь, даже не знаю зачем и не важно на сколько времени! Мне всегда будет мало времени и мало жизни! Господи, как же я слаб! Только о себе! Как же он, этот внешне тщедушный человек, Илья, может только о них…, о нас?! Я ничтожество, а он…, он Твоя милость и милосердие в одном лице, но и на него обижаются, но и его ругают, и его поджидают опасности, и он когда-нибудь заболеет чем-то и когда-нибудь покинет этот мир. Наверняка таких, как он Ты встречаешь Сам! Господи помилуй!» — и ни одна другая мысль не посмела перебить эти размышления, переворачивающие глыбу за глыбой в сознании этого несчастного человека, совершенно по-иному выстраивая и его собственное мировоззрение под воздействием происходящего, и разве это не чудо?!..

Прием окончился вместе или одновременно с «процедуркой», хотя по ее тяжести и самой причине ее проведения, подобный уменьшительно-ласкательный тон сам по себе не уместен!..

Если узнать этих, прошедших только что перед глазами врача и пациента, людей поближе, начать с ними, хотя бы переписываться, сколько же можно познать о душе человеческой, обычно скрытой для постороннего, даже пристального взгляда, а если аккуратно вклиниться в их общение с другими страдальцами, которым многие живут, умирая, но поддерживая других, то осветится ваше сердце, светом и теплом не виданным, дарованным душам только прохождением мучений, осознанием близости Боженьки, собственной бесстрастной конечности, причем не такой, как хотелось бы самому, но спасительной, единственно нужной, ведь, что бы исправить что-то, приходится и потрудиться, и сил потратить, и себя в чем-то перебороть. А ведь целая жизнь человеческая, ложащаяся своими событиями, ежедневным выбором, ошибками, поступками в основание будущего, так же и обоснование его при честном подходе…