Опасное молчание - страница 37

И вот уныло бредем, пристыженные. А тут навстречу нам большая группа рабочих.

— А вы почему не в школе, ребята? — отделяясь от группы рабочих, подошел к нам человек с живыми, острыми и веселыми глазами.

Я так и обмер, потому что сразу узнал Сергея Мироновича Кирова. Я его видел два раза во Дворце пионеров и никак не мог ошибиться. Это был он.

— Не в Африку ли собрались, путешественники? — спросил Киров.

— К индейцам, — не таясь признался я.

— Что же вы: за золотом туда или за слоновой костью?

— Нет, — возразил «Орлиный Клюв». — Мы будем учить индейцев строить настоящие дома, чтобы их не кусали по ночам москиты и термиты. Мы будем освобождать индейцев от рабства!

— Да вы просто герои! А как же вас зовут?

— Он — «Ястребиный Коготь», а я — «Орлиный Клюв»! — ответил Васька.

— Ребята, а как это перевести на русский язык? — улыбаясь, глядел на нас Киров.

Я понял, что он этим хотел сказать, и назвал наши имена и фамилии.

— Так, так, — прищурился Киров, — а вы, ребята, еще не пионеры?

— Нет, но нас скоро примут, — убежденно сказал «Орлиный Клюв».

— Как же это вас примут, если вы в эти, как их, джунгли собрались бежать? — засмеялся один из рабочих.

— Мы бы не убежали, дядя, — вдруг жалобным голосом признался «Орлиный клюв». — Это все из-за нашего вожатого Кости. Знаете, ужас как он не любит тех, кто читает книги про путешествия и приключения. Поэтому Игоря и не выбрали.

— Куда не выбрали? — заинтересовался Киров.

— А в старосты класса не выбрали. Все были за него, а вожатый…

Я не захотел обманывать Кирова и признался:

— И совсем не за то меня не выбрали. Просто я правило по русскому не выучил и домашние задания не всегда выполняю. А вчера еще на школьный чердак мы полезли и на урок опоздали…

— А кто запретил нашей школьной библиотекарше нам с тобой книги про путешествия выдавать? Скажешь, не Костя?

— Мне запретил, а тебе дают, — уточнил я.

Улыбка тронула губы Кирова:

— А в какой это школе такой строгий вожатый?

— В нашей, в двухсотой, — угрюмо ответил «Орлиный Клюв».

Когда я вернулся из так неожиданно завершившегося «путешествия», запыленный, уставший и голодный, мама не осыпала меня упреками, не кричала, даже не заплакала, хотя она обычно плакала, когда я ее огорчал. Но, заглянув ей в глаза, я испугался, потому что мне показалось, будто моя мама как-то сразу постарела. Она смотрела на меня так, словно я безнадежно заболел и мне уже ничем нельзя помочь.

— Прости меня, мамочка, я больше не буду, — тихо попросил я. И хотя она мне ничего не ответила, я угадал, что она хотела мне верить.

Конечно, в школу мне и Ваське пришлось явиться с родителями. Но я тогда же искренне дал слово нашей учительнице Надежде Петровне, и Косте, и маме, что буду стараться хорошо учиться и никогда, никогда не буду обманывать.

В четвертый класс я перешел с отличными оценками, и когда у нас в школе был утренник, меня больше всего поразило знаете что? — вожатый Костя читал ребятам вслух отрывок из книги о том, как шел сквозь суровую, непроходимую тайгу знаменитый советский исследователь Уссурийского края Владимир Арсеньев, о его друге, удивительном следопыте и охотнике Дерсу Узала…

Когда Костя закончил, я подошел к нему и попросил, чтобы он дал мне эту книгу почитать. Вожатый как-то загадочно улыбнулся:

— Это книга твоя.

Я очень растерялся. У меня никогда не было такой книги, вожатый Костя ошибался.

— Возьми, — улыбался вожатый. — Это тебе подарок от Сергея Мироновича Кирова…

— Вот что у меня связано с этой книгой. Она со мной всегда в пути, — заключил геолог, когда они уже подходили к хатенке Гавришей.

Из-под ног геологов испуганно шарахнулись куры, а петух, на вид весьма плюгавенький, хлопнув крыльями, воинственно что-то прогорланил.

— Ах ты, нахал! — отогнал его Иосиф. Но петух был из упрямых. Зыркнул туда-сюда и стал как вкопанный, лихостью своей перед курами красуется.

— Опять они здесь свадьбу справляли, — досадливо поморщился Василь.

— Ну и паскуды! — так и ахнул Иосиф. — Ты погляди, что они с моим пальто сделали…

— Сам виноват. Надо вешать на гвоздь, а не кидать куда попало, — хмуро «посочувствовал» Василь. — Да ты пока не трогай, подсохнет, лучше счистится.