Опасное молчание - страница 7
— Тогда расскажу один случай, может, когда и опишешь. И не фантазия это, а чистая правда. В двадцать первом году было. Весна уже пришла, а ночи стояли прохладные. И вот в ночь на десятое апреля мы впятером, четыре моряка и товарищ Любченко — начальник особого отдела ВЧК Черноморского и Азовского побережья, с этой самой Графской пристани вышли на сторожевом катере в ночной патруль. Прошли уже бухту Балаклава, держим путь на Ялту.
— Вот она, шхуна! — показывает самый молодой промеж нас чекист.
Да, рыбацкая шхуна. Плывет себе тихо, как ни в чем не бывало. Подошли к ней.
— Откуда и куда идете? Кто такие? — спрашивает товарищ Любченко.
— Рыбаки. Идем в море на лов.
— Пограничный дозор должен произвести у вас обыск. У кого есть оружие — прошу сдать, — заявляет товарищ Любченко.
— Нет у нас оружия, — отвечают на шхуне. — Мы рыбаки, зачем оно нам? Можете обыскать.
Обыскиваем. Рыбаки сами нам помогают: светят фонарями, снасти поднимают, бочки отодвигают.
— Товарищ начальник, — докладываю я. — Ничего подозрительного не обнаружено.
— Потому как и обнаруживать нечего! — сердито выкрикнул рыбак в латаной-перелатанной стеганке.
Тут товарищ Любченко и приказывает:
— Рубите дно!
— Опомнитесь, что вы?! — взмолился бородатый рыбак, вроде бы грек. — Это моя шхуна! Вы не имеете права! Шхуна затонет!
— Не затонет, — хладнокровно заверяет его Любченко и ударяет топором в дно шхуны. Приподнял верхнюю доску, а там тайник.
— Руки вверх! Ни с места! — приказываю я рыбакам. — Один шаг — будем стрелять!
Короче говоря, из тайника извлекли непромокаемые мешочки, а в них — драгоценности, валюта и, главное, — шпионские сведения. «Рыбаки»-то, оказались, — птицы высокого полета: это были офицеры, специально оставленные Врангелем для сбора сведений о дислокации воинских частей в Крыму. Товарищ Иона Якир… — рассказчик вдруг умолк (этого имени теперь тоже нельзя было произносить), но тут же снова повторил: — Иона Якир, он в то время командовал группой войск в Крыму, когда ознакомился с бумагами, которые у шпионов отобрали, благодарил нас…
— Товарищ Любченко уже заранее знал, где тайник? — спросил Петро.
— А как же? Знал.
— Почему же шхуне дали выйти в море?
— Хотя у белогвардейцев все очень топко стряпалось, но и наши не лыком шиты. Александр Кремнев под видом плотника проник на шхуну. В общем, наши с этих гадов глаз не спускали. Важно было всех схватить за жабры. А где? Ясно, когда выйдут в море. Короче, не уползли белогвардейские гады в Турцию к Врангелю.
— Ты для писателя, Ильич, истинный клад, — серьезно сказал Кремнев. — Сохранились у тебя какие-нибудь фотографии, письма?
В ответ старик пожал плечами, а затем тяжело выдохнул:
— Когда меня в тридцать седьмом… Эх, все забрали, все погибло! А рассказать многое смогу. Так что жду, адрес у вас теперь есть.
Дважды приходил ялик и оба раза отчаливал на Корабельную сторону без Ильича и его внука. Они отплыли только тогда, когда катер, увозивший Кремнева и Петра, скрылся из виду.
Любовь рыбака
Возвратившись из Севастополя, Кремнев подробно рассказал Петру все, что знал о Платоне Кондре, турчанке Севиль и дочери кабатчицы Василисе, поселив в душу молодого писателя целый мир страстей, добра и зла. С тех пор тот не давал покоя Евгению Николаевичу: съездим да съездим. И вот, наконец, они сошли на берег, где некогда разыгралась невыдуманная трагедия.
Лодка причалила к песчаной отмели. Неподалеку громоздилась, нависая друг над другом, утесы и скалы, и среди них возвышалась одна, почти совершенно черная.
— Там, под Черной скалой, они жили, — указал Кремнев.
— Лодку здесь оставим? — спросил Петро.
— Можно.
«Жив ли кто-нибудь, лично знавший Платона Кондру? — думал Петро. — Ведь все было так давно… Дважды пронесся смерч войны над этим краем».
Они подошли к домику, по всему видно, недавно отстроенному, без палисадника. Петро вдруг весь встрепенулся, увидев старика, чинившего рыбачьи снасти. То ли старик был туговат на ухо, то ли погружен в какие-то думы, но не расслышал обращенного к нему приветствия.
— Бог в помощь, дедушка! — осторожно коснулся его плеча Кремнев.