Опасный беглец. Пламя гнева - страница 22

И всё же город был велик. Он таил в себе силу.

Долго стоял Инсур на холме и смотрел. Бойницы, башни, каменные завесы от бастиона к бастиону, парапеты, отвесные скаты, рвы…

Город был велик и прекрасен. Башни его ворот глядели на все стороны света. Пушки грозили из каменных прорезов башен. В погребах Арсенала, под двойным каменным сводом, хранились запасы пороха, равных которым не было во всей Индии.

Инсур глядел на город. Он хорошо знал все его закоулки: два года его полк — Бенгальский артиллерийский — стоял здесь в казармах, у городской стены.

В этот полуденный час, час зноя и тишины, город был безмолвен, как в глухую полночь. Минареты Большой Мечети тонули в светлой от зноя голубизне; каналы сонно струили воду в ложах красного известняка; в этот час не вертелись жернова мельниц; ни одного горожанина не было видно на плавучем мосту…

Два дня тому назад, в такой же тихий час, в полдень, полисмен у Большой Мечети отодрал от мраморной стены белый лист индийской бумаги, плотный, как полотняная ткань.

«Индусы и мусульмане, вставайте! — начерчено было на листе. — Вставайте все как один, гоните чужеземцев из своей страны. Они попирают законы справедливости, они ограбили нашу родину. Поднимайтесь, молодые и старые, ученые и неученые, крестьяне и жители городов!..»

«Бойцы, опояшьтесь поясом храбрости, украсьте себя оружием, выходите на бой! Час настал! Теперь или никогда!..»

«Поднимайся, Индостан, на священную войну!.. Неси барабаны и трубы, знамена, громы и песни!.. Ты победишь, ибо даже звезды будут биться на твоей стороне!..»

Третий день солдатские помещения у северной стены гудят, как разворошенный улей:

— Восстань, о Индостан, восстань!.. Умри за родину, за веру отцов! Сварадж![10] Свадхарма![11] Бей своих врагов, добивайся свободы и, умирая, бей хорошо!

Инсур смотрел на городские стены, на притихший город. Надежные форты, бастионы, дома в бойницах, каждый дом как крепость… Восемьдесят тысяч индусов в городе и столько же мусульман. Неприступные стены, каменные ограды, пушки, несметные запасы бомб и ядер, искусные бомбардиры, стрелки, саперы, самые большие пороховые склады в Индии — и ни одного британского солдата!..

Солнце жгло. Город дремал, как в жаркой колыбели, в равнине на другом берегу.

Пушечный выстрел раздался в форту. Далеко по воде разнеслось эхо: пушка форта Селимгур с островка на реке возвестила городу полдень. Инсур вздрогнул. Он точно очнулся.

Форт Селимгур и пушки под самыми стенами дворца… В Селимгуре знают, Аллигур предупрежден, в Мируте готовы… Четыре полка своих в Мируте, из них один конный, Туземный кавалерийский, конные совары, надежда повстанцев. От Мирута до Дели кавалерии полдня пути. Инсур огляделся и сбежал с холма.

Река была быстра и глубока. Инсур легко спрыгнул с берега на мост и дважды приналег ногой на зыбкий настил из досок, точно испытывая прочность моста. Он думал о том, пройдет ли по мосту конница.

Приказ пришел ночью, с гонцом из Агры. Полковнику постучали с террасы. Гонец подал приказ в окно и ускакал.

«Туземные полки взбунтовались в Мируте и двинулись к Дели. Приказываю немедленно выступить наперерез и препятствовать переправе через реку Хиндун».

— Одна туземная рота остается в линиях, две в форту! — распорядился Гаррис. — Остальных собрать на плацу, в боевом порядке. Через час выступаем.

— Слушаю, полковник-саиб!..

Лицо Лалл-Синга, туземного капрала, расцвело счастливой улыбкой. Полковник не стал разгадывать ее значения. Пыхтя, он засовывал в каждый карман по пистолету.

К веранде подвели оседланного полковничьего коня Робинзона. Гаррис поспешил к полю, освещенному дымными факелами.

«Всего двести пятьдесят британских солдат в форту, — с тоской думал полковник. — Не меньше ста надо оставить на месте, остальных с собой. А индусов — шестьсот человек!»

Он нагнал в платановой аллее лейтенанта Франка. Лейтенант сгорбился в седле, как больной. Гаррис понял: Франк думает о том же.

Гаррис не поверил глазам: все шестьсот сипаев уже собрались на поле. У людей были возбужденные лица, однако выстроились они в образцовом порядке.