Оправдание и спасение - страница 2
Вернулась Тася на другой день утром, все уже встали. Ольга Леонтьевна смотрит на нее, узнать не может. Тася будто пьяная — хихикает без конца, напевает что-то.
— Знаете, какая бывает любовь? — говорит. — Вот, к примеру, одного человека любила женщина. А он взял и скрылся, уехал в Японию. А там к нему вдруг бабочка большая прилетает. И этот человек тут же умер.
— Ну и что? — спрашивает дедушка.
— А то, что бабочка эта была душой той самой женщины, которая любила его…
— Ерунда какая-то, — говорит Ольга Леонтьевна. — Начиталась книжек. Читать тебе меньше надо, вот что…
После свадьбы Тася, кажется, еще чаще стала бывать у Веры. Вечером приходит домой, за ужином рассказывает:
— Этот Викентий такой человек… Способности необыкновенные. Во сне вещи пропавшие находит. У Верки тут как-то ножницы пропали. Она думала — из гостей кто стащил. А Викентий лег спать, утром просыпается и говорит: за шкафом ищи. И точно — лежат ножницы за шкафом.
— Я тоже знал такого, — говорит дедушка. — Зубы ему лечили… А он после этого лечения на греческом языке заговорил и будущее предсказывал. Вещи тоже пропавшие находил…
— Это что! — вмешивается Дорик. — У нас в классе один есть… Недыхляев фамилия. Так он по ночам с историческими личностями общается. С декабристами, белогвардейцами. Самое же интересное, что они ему подарки дарят. Он нам показывал. Чайная шкатулка декабриста Анненкова, японский клинок адмирала Колчака.
По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними. Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит — Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные — Вера, Тася, сам Викентий, все улыбаются. Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал.
— Плохо все это кончится, я вам говорю… Вот у Колупаевой с первого этажа тоже была дача. Так муж ее через эту дачу покойником было сделался.
— Как это покойником? — спрашивает дедушка.
— А так, очень просто. Уехал на дачу и пропал. Колупаева через день кинулась за ним, а там от дачи одно пепелище. И от мужа — косточки обгорелые.
— Что ты несешь? — пугается Ольга Леонтьевна. — Я ничего не слышала об этом.
А Дорик как ни в чем не бывало:
— Ну, косточки, конечно, похоронили, все как положено. На девятый день собрались помянуть покойника, а он сам в дверь звонит. Колупаева, понятно, в обморок…
— Привидение, что ли? — спрашивает дедушка.
— Никакое не привидение. Там что вышло? Муж этот на дачу с двумя подругами поехал. Развлекались там, вино пили. Потом он с одной из них в город уехал, к ней домой. А другую, пьяную, оставили. Она закурила и уснула. Вот и сгорела.
Только Тася брата не слушает, она все о своем:
— Ведь какая любовь бывает на свете! Вы только послушайте! Один любил женщину, а она отвергла его. Он тогда уехал куда-то. А в дороге — гроза, его и убило молнией. Вот лежит он, весь черный, а на ладони у него отпечаток какой-то, как бы портрет. Пригляделись — лицо женщины. Это и была та самая, его любимая. А вы говорите, любви не бывает…
И опять про Викентия:
— А Викентий, он же герой! Вы еще не знаете, что было! Ночью на соседней даче пожар. Выскочили все, стоят смотрят. А Викентий в дом кинулся — там же люди. Пока пожарные приехали, он старика какого-то вывел и мальчика маленького. Потом кинулся снова: может, еще кто остался? Смотрит — шкаф в комнате. Открыл, а там в ящике — деньги. Когда уже после подсчитали — пять миллионов. Так Викентий все эти деньги в милицию сдал. Верка потом уж ругала его, ругала.
А на кухне после ужина, когда посуду мыли, Тася жаловалась Ольге Леонтьевне:
— Верка-то! Верка! Не ценит Викентия. У нее ведь еще до свадьбы роман был. С начальником паспортного стола. Так она и теперь с ним встречается. Гуляет. Я уж ей говорю: дура ты, дура…
И вдруг однажды, полгода, наверное, прошло, возвращается Тася домой поздно вечером, с ней мужчина какой-то. Высокий такой, бородавка на подбородке.
— Вот, — говорит Тася, — это Викентий… Он поживет пока у нас… Какое-то время…
На кухне Ольга Леонтьевна говорит дочери:
— Как же так, Тусенька? Женатый человек… В твоей комнате…
— Ему сейчас у себя нельзя, — отвечает Тася.