Орда (Тетралогия) - страница 15

А Баурджин, оказывается, тоже кое-что знал. Согнулся, пошире расставив ноги. Дождался, когда станут различимы зрачки в глазах соперника, и, не дожидаясь атаки, сделал выпад первым. Просто резко выбросил вперёд правую руку, стараясь уцепить врага за ключицу… уцепил… И сам же оказался в ловушке — Оглан-Кучук был явно сильнее, чем сейчас и воспользовался, ухватив Баурджина за плечи. И потащил влево, затем — резко — вправо. Юноша был начеку — знал такие приёмчики и сопротивлялся изо всех сил. Притворно дёрнулся назад — и тут же рванулся вперёд, пытаясь достать соперника головой. Тот отпрянул, уходя влево, одновременно выставляя вперёд правую ногу… о которую и споткнулся Дубов. А споткнувшись, полетел кувырком в траву…

Все окружавшие борцов кочевники — и откуда они только взялись? — презрительно захохотали, наперебой хваля Оглан-Кучука, который, как и пристало победителю, принимал поздравления с самым непроницаемым видом.

Баурджин поднялся на ноги и медленно пошёл прочь. Он был слишком слабым бойцом и хорошо осознавал это. Как и другое. Баурджин-Дубов улыбнулся: как там говорил товарищ Сталин, объясняя необходимость форсированной индустриализации? «Если мы будем слабыми — нас сомнут». Примерно так. Вот и здесь то же самое — если Баурджин будет слабым, его сомнут, свалят. Значит, нужно стать сильным. И хорошенько освоить борьбу. Впрочем, не только её — но и другие воинские искусства, ведь скоро — осенью — большая охота. Как покажет на ней себя молодой человек — так к нему и будут потом относиться, без различия, из какого он рода, богатого или бедного. И бедный человек — если он багатур — может в жизни добиться многого, случаев предостаточно. Верно и другое правило: если беден, не родовит, да ещё и слизняк — все, можешь поставить крест на своей никчёмной жизни. Так и будешь подавать другим поводья коня. Все правильно. Чтобы вырвать у судьбы удачу, нужно быть сильным — и физически, и морально.

Всю ночь кочевники — разумеется, только те, кто был близок к старому Олонгу или его сыновьям, — пили хмельной кумыс, громко хохотали да пели протяжные степные песни. Несколько раз в юрту звали наложниц, в том числе и Хульдэ, и тогда на какое-то время песни прерывались похабными шутками да женским визгом. В общем, веселились до утра. А вот Баурджину, ночевавшему прямо на земле под чёрным ночным небом, было грустно. Особенно когда пронеслась мимо Хульдэ, вовсе не выглядевшая озабоченной или несчастливой.

Кто-то гуляет с друзьями, а кто-то грустит в одиночестве — что ж, такова жизнь, и её нужно уметь подстраивать под себя. Кстати — Дубов спросил Баурджина-себя, — а почему у него нет друзей? Где те, кто тогда нёс его, раненного кераитской стрелою, от дальних урочищ? Где они? Тощий, как тростник, Гаарча, толстощёкий Хуридэн, пепельноволосый, чем-то напоминающий типичного советского интеллигента Кэзгерул Красный Пояс? Есть ещё неплохие парни — здоровяки Юмал и Кооршак, мелкий болтун Гамильдэ-Ичен… Да, они все бедны — а бедный и неудачливый может быть только прислужником на чужом пиру счастья! Но почему они бедны? Впрочем, это не от них зависит… Нет, не так надобно ставить вопрос — почему они не вместе? Почему не держатся друг за друга, не помогают во всём? Да, пусть пока неудачники, пусть слабаки, но «если в партию сгрудились малые…» Как там дальше у Маяковского? «Сдайся враг, замри и ляг!» — вот как! Вот так и нужно действовать!

Утром, когда дорогие гости уехали, пьяно покачиваясь в сёдлах, Баурджин, улучив момент, спросил у Хульдэ про ребят — про Гаарчу, Хуридэна, Кэзгерула Красный Пояс. Где их черти носят?

— На самых дальних и плохих пастбищах, где же ещё-то? — презрительно скривилась девушка. — Они родились не под счастливой звездой — потому и бедны, и неудачливы.

— А я? — вскинул глаза Баурджин. — Я ведь тоже беден.

— Да. — Хульдэ спокойно взглянула ему прямо в глаза. — Ты был — как они. До недавних пор.

— Надо же, — подивился юноша. — А что изменилось?

Хульдэ отвела глаза:

— Многое… Не знаю, как и сказать… не могу… Но я чувствую! Ты уже не тот, что был раньше.