Орда (Тетралогия) - страница 24

стр.

Бродяг-скотокрадов искать больше не стали — те давно ускакали либо, что более верно, сгинули, засыпанные горячим песком. Рассудив таким образом, парни махнули на похищенных баранов рукой и, прибавив ходу, поехали к пастбищу. Следовало поторапливаться — вокруг быстро темнело, и чёрные тени сопок накрыли тропинку так плотно, что не ясно было, куда и ехать.

— Успеем, — осмотревшись, заявил Кэзгерул. — Пастбище-то вон, за той сопкой.

Баурджин улыбнулся — он тоже узнал знакомые места. И даже решил пошутить… ну это уж точно — Дубов!

— Слушай-ка, Кэзгерул, дружище! А давай над нашими посмеёмся.

— Посмеёмся? — Напарник поднял брови. — Признаться, Баурджин, ты меня всё больше удивляешь в последнее время.

Юноша самодовольно хмыкнул:

— Не только тебя.

— Ишь, шутник какой выискался. А что ты предлагаешь? — В тёмно-голубых глазах парня заплясали весёлые искорки.

— А прикинемся разбойниками! Ну, теми, скотокрадами… Подъедем, налетим, напугаем. Скажем, баранов давайте, лошадей, а то самих в рабство угоним, продадим уйгурам! Ух, и повеселимся, а?

— Давай, — азартно кивнул Кэзгерул. — Интересно будет на них поглядеть, на обоих. Хотя… Они ведь нас сразу узнают.

— Не узнают, — подмигнув, заверил Баурджин. — Мы ведь замаскируемся. Да и стемнеет скоро.

Порешив так, дали шенкелей лошадям и понеслись к сопке.

Вот она, юность! Вот он, молодой задор! Ещё недавно, казалось, умирали в тисках горячих песков, и думалось, что если доведётся выбраться, то не скоро ещё оправятся от пережитого. А поди ж ты, только в себя пришли, так давай уже шутки шутить.

— Да им и самим понравится, — кричал на скаку Баурджин. — Вот увидишь, потом по всему кочевью рассказывать будут, как мы их разыграли!

— А ты ори, ори больше, — смеясь, предупредил напарник. — Чтоб услышали!

— Ничего, не услышат, далеконько ещё.

Подскакав к самому пастбищу, парни спешились и, пустив лошадей к табуну, спрятались за оградой овечьего кошта. В синем небе, прямо над головой, лампочками загорались звезды, пахло конским навозом и овечьей шерстью. Вечер был тих и прозрачен, даже не верилось, что ещё совсем недавно здесь бушевала песчаная буря. Впрочем, не здесь, ближе к пустыне. Нет, и тут хрустел под ногами песочек. Тоненьким таким слоем.

— Тсс! — обернувшись, зашипел Баурджин. — Вон они!

У самого шатра горел небольшой костёр — видать, сторожа не поленились полазать по сопкам, насобирать хвороста и теперь вовсю наслаждались приятным вечерним отдыхом. Булькая, кипел подвешенный над костром котелок с брошенными в него пахучими травами, от запаха которых у обоих шутников потекли слюни. Кругом стояла такая тишь, такое спокойствие, что прямо-таки тянуло к задушевной беседе. Чем сторожа сейчас и занимались.

— Я тебе так скажу, парень, — продолжая неспешно тянувшуюся беседу, с важностью вещал Гаарча. — Хульдэ, конечно, девица ещё та и на многое согласная… но не со всяким она пойдёт, нет, не со всяким! С тобой вот, к примеру, ни за что не пойдёт, клянусь Тэнгри и Ильёй-пророком!

— Это почему же не пойдёт? — обиженно переспросил Хуридэн.

— Потому что ты беден, вот почему!

— Ты, можно подумать, богат!

— Пока нет… — Гаарча счастливо рассмеялся. — Но, может быть, скоро буду.

— С чего это?

— Кто знает наши дела? Вот ты мне лучше скажи, Хуридэн, нам ведь за невестами скоро… Поедешь?

Хуридэн явно задумался, смешно надув и без того толстые щеки:

— Если возьмут, отчего ж не поехать?

— А если убьют в набеге? Их, девок-то, невест, в чужих племенах стерегут — не всяких подпустят.

— Ну, убьют… так уж убьют… — Парень горестно махнул рукой и подбросил в костёр хвороста.

А Гаарча не отставал, ишь, разговорился:

— Вижу, ты пригорюнился… Может, лучше бы и вообще без невест.

— Вот, правильно! — Хуридэн воспрянул духом. — Вот и я про то же — и чего за ними в набег ездить?

— И я б не поехал, — поддержал товарища Гаарча.

Вот трусы-то оба!

— Чего там, в набеге, делать-то? Если кто саблей владеть умеет или там, из лука метко бьёт, как наш Кэзгерул… Интересно, что-то они долго не идут. Может, заблудились? Сходить поискать?

— Не, не заблудились. Скорей — в песках сгинули. Нечего теперь их и искать — всё равно не найдём.