Оргвопрос. Об успешных формах революционной организации - страница 14

стр.

характер (бегство от голода в Ирландии, от еврейских погромов в царской России и т.п.) и являлась (в процентном отношении к общему числу трудящихся) исключением.

Наконец, левые в странах «новой периферии» находятся на самом первом, докружковом этапе развития — и лишь в самое последнее время наблюдается появление типичных кружков. Основной же формой существования наших левых являются секты и тусовки. Ситуация отягощена еще и тем, что на политической арене действуют крупные силы, архаичные по своему происхождению и характеру и необоснованно именующие себя левыми. В России это в первую очередь Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ), в Литве — Социалистический народный фронт (СНФ). Фактически эти и другие аналогичные политические организации являются обломками советской «перестроечной» политической системы, порождением советской номенклатуры, той ее части, которая оказалась оттертой от самых больших кусков государственной собственности при разделе этой собственности. Эти политические организации, по экономической программе типично социал-демократические, по политической тактике популистские, паразитируют на «ностальгии по СССР» и апеллируют к присущей многим обывателям патерналистско-клиентельной психологии, совершенно не революционной. В России КПРФ к тому же является еще и клерикально-шовинистической, но это уже — дополнительный реакционный довесок, в принципе, необязательный для таких политических организаций. Все организации такого типа нацелены на парламентскую деятельность, на встраивание в буржуазную политическую систему. Все они оттягивают на себя и дезориентируют стихийных (то есть политически неграмотных) сторонников левых взглядов. Именно для этого они и нужны правящему классу. Я об этом уже неоднократно писал[12].

Хотя у нас много тщеславных (или психически неадекватных) людей, пышно именующих свои группы «партиями», «движениями» и «фронтами», эти «партии», «движения» и «фронты» либо не имеют никакого отношения к настоящим левым (скажем, сталинисты — не только не марксисты, как и было всегда, но в сегодняшних условиях «новой периферии» уже и не левые), либо настолько несерьезны и малочисленны, что могут именоваться «партиями» и «фронтами» разве что иронически. В СНФ Палецкиса состоит тысяча человек — на всю Литву. Предлагаю сравнить это с настоящими левыми народными фронтами — народными фронтами 30-х годов, объединявшими миллионы и даже десятки миллионов человек. Левого же движения в странах «новой периферии» вообще нет. Движение — это, по определению, нечто большее, чем даже партия, какой бы крупной та ни была. Движение — это блок, объединение, коалиция многих партий и организаций, это что-то такое, что включает в себя десятки, сотни тысяч, миллионы человек: рабочее движение, крестьянское движение, студенческое движение, женское движение, антивоенное движение. А в сегодняшней России, например, пара сотен троцкистов, разбросанных по разным городам, пышно именует себя Российским социалистическим движением (РСД). А дюжина «левых» «художников» и не художников именовала себя «Движением сопротивления имени Петра Алексеева» (ДСПА, недавно самораспустилось)!

Все это либо давно устаревшая имитация организаций прошлого, либо вообще игра, пародия на революционную деятельность. Я об этом уже неоднократно писал[13].

То есть мы находимся в самом начале очень долгого пути по созданию настоящего левого движения в странах «новой периферии». И хотим мы этого или не хотим, наши страны обречены быть в арьергарде революционного движения в странах «третьего мира»[14]. Неприятно, конечно, но, как известно из марксистской классики, нельзя выставлять собственное нетерпение в качестве аргумента.

Инкубаторы революции

Хороший крестьянин из-за засухи не перестанет обрабатывать поле.

Сюнь-цзы

Как вы знаете, я давно методично пытаюсь объяснить всем левым в России (кто хочет слышать), что они находятся на докружковой стадии[15]. Как оказалось, умственный уровень этой среды сегодня таков, что лишь наиболее развитое и наиболее способное к критическому мышлению меньшинство (то есть абсолютное меньшинство) довольно быстро поняло, что ему говорят, — и согласилось (поскольку это