Осада - страница 8

Женщина тоже поцеловала Дору.

Дора слегка отклонилась назад, но не выпустила гостью из своих объятий. Она так пристально всматривалась в свояченицу, будто хотела навеки запомнить ее черты.

— Ты сильно похудела, Розочка. — Голос ее неожиданно оборвался.

Роза смотрела на украшенное драгоценными камнями распятие, красовавшееся на груди у Доры на толстой золотой цепочке. «Дора осталась Дорой», — подумала Роза и чуть было не сказала ей: «Не играй, Дора, хотя бы сейчас, не рисуйся…» — и страшно удивилась, когда, взглянув в ее глаза, увидела блеснувшие в них слезинки. Самые настоящие слезы. Это несколько растрогало ее, она даже пожалела, что подумала о ней так плохо.

Дора же, взяв Розу за руку, провела ее не в гостиную, а в маленькую комнатку, двери которой выходили в прихожую, усадила на кушетку и сама села рядом.

Роза тихо заплакала. Никогда еще она не была в этой квартире, хотя и слышала об этой комнатке — особом мире Доры: жизнь семьи протекала в остальных помещениях квартиры, но все происходившее в них решалось именно в этой комнате. Сын Розы — Вильмош дважды в неделю, по понедельникам и пятницам, бывал у Доры. По понедельникам ему давали по пол-литра молока, по пятницам — по пол-литра какао и каждый раз кормили обедом. Молоко и какао он приносил домой и очень подробно обо всем рассказывал. Мать вынуждена была выслушивать его рассказы, хотя сама Дора ее просто не интересовала. Она даже не сердилась на нее. И вот однажды в марте Дора передала ей, чтобы Вильмош больше не ходил к ней, потому что она-де боится за него. Дело в том, что один из ее соседей — высокого ранга офицер, видимо, друг немцев, так как уже после оккупации страны он был произведен в генералы. У второго же соседа изо дня в день гостили немецкие офицеры и нилашисты, которые могли увидеть парнишку и догадаться, кто он такой. Роза довольно равнодушно приняла к сведению эту просьбу Доры, которую она передала через свою служанку, поручив той отдать ей двадцать пенгё хозяйки: «Мадам просит вас купить на эти деньги молока Виллике, а позже, при первой возможности, она передаст вам еще денег…» Сначала у Розы мелькнуло было желание отослать эту двадцатку обратно. Но в тот же день утром почтальон принес извещение об увольнении Вильмоша с работы, а накануне — призывную повестку для Гезы. «Еще не уплачено за квартиру…» Она не притронулась к деньгам, оставив их на столе, и убрала только после того, как ушла служанка.

В тот момент горечь от полученной подачки в двадцать пенгё была не менее сильной, чем чувство собственного достоинства.

А между тем Дора продолжала, всхлипывая, шептать:

— Успокойся, Розочка моя. Не бойся, бог не выдаст…

Роза едва заметно задрожала. Этот шепчущий голос развеял в прах все ее иллюзии. «Дура… Она опять хочет положиться на своего бога…» Роза вздохнула.

— Могу я попросить стакан воды?

Дора потянулась было к кнопке звонка, но передумала. Ее рука, не остановившись у кнопки, плавно скользнула дальше.

— Сейчас, Розочка… — ответила она, вставая и направляясь к двери. — Роза, может быть, выпьешь стаканчик морсу? Вчера у нас были гости, я не рассчитала и приготовила слишком много. Ты наверняка еще никогда не пила морс.

— Нет, я прошу только воды, — ответила Роза.

«Морс…» Ее рассмешило прерванное движение руки к кнопке звонка, она продолжала смотреть на него, все еще сжимая под мышкой продолговатый плоский сверток. Дора вскоре вернулась вместе со служанкой, которая поставила на стол поднос.

— Может быть, подогреть тебе немного мясного бульона?..

Роза отрицательно покачала головой.

— Спасибо, я сейчас уйду.

Дора удержала ее.

— Это быстро, — она взглянула на часы. — Подогрейте, пожалуйста, бульон и принесите сюда, — обратилась она к служанке, — тебе сейчас не плохо будет поесть горяченького… — Когда служанка вышла, Дора опять присела на кушетку и тихо спросила: — Ты должна вернуться туда к семи?

Роза поняла вопрос. Она отпила несколько глотков воды из стакана и бросила удивленный взгляд на Дору.

— Куда я должна вернуться к семи?

— Ну… — Дора не хотела произносить слова «в еврейское гетто» и, немного помолчав, продолжала: — Ну, домой. Ведь комендантский час еще не отменили…