Основание - страница 11

Шум публики перешел теперь в глухой рев. Возбужденный, красный прокурор пытался перекричать его.

— Вы открыто объявляете, что… — и умолк, потому что крики из публики: «Предательство», достаточно ясно высказывали его точку зрения.

Главный судья медленно поднял свой молоточек и вновь уронил его. Звук гонга пронесся по всему залу. Когда он смолк, затихла и публика.

Прокурор перевел дыхание.

— Понимаете ли вы, доктор Сэлдон, что вы говорите об Империи, которая существовала на протяжении двенадцати тысяч лет, несмотря ни на что, и которая всегда не чувствовала по отношению к себе никаких других чувств, кроме любви и преданности народа?

— Я осведомлен и о настоящем положении вещей и о прошлом Империи. Не желая высказывать неуважение к суду, я могу утверждать, что знаю немного больше, чем любой из присутствующих здесь, в этом зале.

— И вы предсказываете полную катастрофу?

— Ее предсказывает математика. Я не хочу высказывать никаких моральных суждений. Лично я очень жалею, что это должно произойти. Даже если допустить, что Империя — дурной метод правления, чего я кстати не говорю, та анархия которая последует за падением будет намного хуже. Мой проект заключается в том, чтобы бороться с этой стадией анархии. Падение Империи, джентльмены, сокрушающее и происходит оно совсем нелегко. Оно предопределено бюрократией, падением инициативы масс, уменьшением любознательности и сотней других факторов. Такое положение вещей продолжается веками, как я уже говорил, и движение это слишком огромно, чтобы его можно было остановить.

— Но разве не очевидно, что Империя так же сильна, как и всегда?

— Эта сила только кажущаяся, но ничего вечного нет. Даже прогнивший ствол, господин прокурор, когда буря ломает его пополам, кажется нам могучим. Посвисты этой бури сейчас слышны в ветвях нашей Империи. Послушайте слухом психоисторика и вы услышите треск.

— Мы здесь, доктор Сэлдон, — нерешительно начал прокурор, — не для того, чтобы выслу…

— Империя, — твердо перебил его Сэлдон, — исчезнет, и хорошее исчезнет вместе с ней. Исчезнут все накопленные ею знания, исчезнет порядок. Начнутся бесконечные межзвездные войны, зачахнет галактическая торговля, население уменьшится, планеты потеряют связь с центром Галактики… Так будет.

Из зала раздался неуверенный тонкий голос:

— Навсегда?

— Психоистория, которая может предсказать упадок, может сделать также и выводы относительно последующих темных веков. Империя, джентльмены, как это уже тут говорилось просуществовала двенадцать тысяч веков. Грядущие темные века продлятся не двенадцать, а тридцать тысяч лет. Вторая Империя возникнет, но между ней и нашей цивилизацией родится и умрет тысяча поколений страдающего человечества. Мы должны бороться с этим.

Прокурор, оправившись после своеобразного шока, произнес:

— Вы противоречите сами себе. Только что вы говорили, что не можете предотвратить разрушение Трантора, а следовательно и упадка, так называемого упадка Империи.

— Я не говорю сейчас, что мы можем предотвратить этот упадок. Но пока еще не поздно уменьшить тот период, который за этим последует. Является возможным, джентльмены, уменьшить период анархии до одной тысячи лет, если конечно, моей организации будет позволено действовать сейчас. Мы сейчас находимся на очень тонком отрезке исторического пути. Вся огромная, нахлынувшая на нас масса событий может быть отклонена чуть-чуть от этого пути… но только чуть-чуть… И несмотря на всю мизерность такого отклонения, его может быть вполне достаточно, чтобы избавить человечество от тысячи лет нищеты и страданий.

— И как вы предполагаете это сделать?

— Сохранив человеческие знания. Сумму этих знаний не в состоянии охватить ни один, ни тысяча человек. С нарушением их социальных связей научные знания раздробятся на тысячи, миллионы кусочков. Отдельные личности будут иметь колоссальные знания о ничтожно малых фактах, не имеющих особо большого значения. Большинство фактов растеряются в поколениях. Но если сейчас мы соберем материалы обо всех известных нам фактах, они никогда не будут потеряны. Грядущие поколения будут основываться на них и не будут вновь открывать давно известные истины. За одну тысячу лет можно будет проделать работу тридцати тысяч лет.