Осознание ненависти - страница 67
— Да, конечно. Но вы не можете знать, почему!
— Вы просто испугались. Испугались того, что кто-то, глядя на вашу картину, решит, что ее писал сумасшедший. Сумасшедший, способный убить!
— Нет! Тысячу раз нет! Картина была прекрасной!
— Да, я вполне это допускаю. Я допускаю также, что вы очень талантливый художник и на третий этаж чаще других поднимались только для того, чтобы лучше почувствовать атмосферу старого дома.
— Замолчите! Немедленно замолчите!
— Отчего же? Ведь я не утверждаю, что вы — убийца!
— О Господи! — Поляков вскочил, опрокинув стул. В глазах его застыл ужас. — Сколько можно просить вас замолчать?! — Он посмотрел на Шердакова, затем на непроницаемое лицо Эммы Блиссовой и выбежал из столовой…
— Нервы, — первой нарушила молчание Надежда Кличева. — В таком возрасте и такие плохие нервы. Как ты думаешь, Олег, почему? — обратилась она к своему мужу.
— Ты все слышала не хуже меня, — буркнул тот.
— Но я совершенно ничего не поняла! Речь как будто шла о привидении?..
— Не хочешь ли ты попробовать яблочного пирога?
— Нет, спасибо. Любопытно, какое отношение ко всему происходящему в этом доме может иметь наш молодой художник?
На этот раз вопрос Надежды Кличевой не был обращен к кому-то конкретно, ей никто не ответил.
Марта Дворская с задумчивым видом вышла из комнаты.
Вслед за ней к выходу направился Шердаков.
— Минуточку, — догнал его Холмов, и они вместе покинули столовую.
Глава XI
Что-то едва различимое
Мужчины вошли в гостиную и расположились на диване.
— Мне кажется, Поляков смертельно чего-то боится… — осторожно начал Шердаков и замолчал, вопросительно глядя на своего собеседника.
— Или кого-то, — дополнил фразу Холмов. — Кого-то из числа тех, кто находился вместе с нами в столовой.
— Можем ли мы в таком случае предположить, что Поляков знает или по крайней мере догадывается, кто убийца? По тому, насколько энергично он пытался заставить меня замолчать…
— Убийцей вполне может быть и он сам.
— Да. Но откуда тогда этот панический страх? Поверьте мне, правосудия так не боятся, — нахмурив лоб, Шердаков снова потянулся за сигаретой. — Определенно, здесь есть над чем поломать голову.
Холмов согласился и с улыбкой отметил про себя, что для близких капитана сигарета, вероятно, стала его атрибутом, как, например, трубка у Холмса или Мегрэ.
— Не думаю, чтобы Поляков боялся привидения, — рассуждал Шердаков. — Ведь даже саму возможность его существования наш художник отрицал категорически. Скорее всего вы правы: Поляков опасается вполне конкретного человека. Вы обратили внимание, как он смотрел на Эмму Блиссову, перед тем как покинуть комнату?
— Вы тоже это заметили? — с некоторым облегчением спросил Холмов. — Сначала мне показалось, что я ошибся.
— Но почему он посмотрел именно на нее? Для меня это было полной неожиданностью. Возможно, он пытался отвлечь наше внимание от кого-то другого? Давайте вспомним, что же вывело Полякова из равновесия. Упоминание о картине или о том, что было на ней изображено?
— Нет-нет. Окончательно он потерял контроль над собой в тот момент, когда вы заявили, что он чаще других поднимался на третий этаж.
— Да, но заметьте: на этаж, где было совершенно убийство!
— Не испугался ли Поляков, что его обвинят в смерти Можаева?
Шердаков медленно покачал головой.
— Нет. Не думаю. Причина его страха в чем-то другом. Может быть, все-таки в картине? Почему, затратив столько сил на ее создание, Поляков тем не менее решил ее уничтожить? Почему? Очевидно, не потому, что на картине была изображена женщина-призрак, и даже не потому, что, по непонятной для нас причине, эта женщина оказалась очень похожей на Марту Дворскую. Почему же тогда? Почему? Возможно, в ответе на этот вопрос и кроется разгадка всего преступления.
— Поляков утверждал, что картина была прекрасной, — напомнил Холмов. — Вы уверены в том, что он действительно ее уничтожил?
Брови Шердакова поползли вверх.
— А если нет? Это что-нибудь меняет?
Холмов неуверенно пожал плечами.
— Трудно сказать. Но тогда мне хотелось бы взглянуть на нее.
— Вполне понятное желание, — Шердаков приподнял подбородок и задумчиво посмотрел в окно. — Но даже если вы увидите картину, едва ли это приблизит вас к разгадке. По меньшей мере трижды нам уже описывали ее, — он тяжело поднялся с дивана. — Я намерен еще раз допросить Эмму Блиссову. Вы пойдете со мной?