Осторожно — пума! - страница 13
Хождение по кочкам дальневосточной мари сродни цирковому номеру хождения по проволоке. Нужно иметь отличный глазомер, обладать совершенным чувством равновесия и уметь точно рассчитывать силу мышц, чтобы, прыгая с кочки на кочку, во-первых, попасть на мизерную ее поверхность и, во-вторых, чтобы удержаться, когда это отнюдь не монументальное сооружение из торфа и осоки начнет, как живое, выворачиваться из-под ноги. Большинство таежников ходят, не обращая внимания на кочки, это экономит силы. Ну а рабочий моего отряда Иосиф Матюков таежником не был и не постиг мудрости пренебрежительного отношения к кочкам. Он не любил мочить ног и поэтому передвигался прыжками, чтобы возможно меньше вода попадала в его чуни.
Рослый и предприимчивый человек, он всего год назад плавал механиком на малых судах дальневосточного торгового флота. В тайгу он попал впервые, совершенно не понимал ее очарования и здорового физического труда на лоне дикой, не испорченной человеком природы и в сочных выражениях проклинал тот день и час, когда он попал в экспедицию.
Раз двадцать оступившись и раза два распластавшись в болоте, он, наконец, оставил изнурительные прыжки. Шлепая по торфяной жиже, он проклинал вселенную, ее создателя и ни в чем не повинное человечество.
— Я вычеркиваю это паскудное лето из жизни! Разве можно такое называть существованием?! И почему якуты не вырубят эту гнусную тайгу? Ведь можно же гати построить — вон сколько леса!
Внезапно размеренная, в такт шагам речь прерывалась быстрым речитативом. Это означало новое крушение. Иосиф спотыкался и, стараясь сохранить равновесие, подпрыгивал. Но ноги, опутанные багульником, отставали от получившего поступательную инерцию туловища. Вытянув руки вперед, он шлепался, подняв тучу брызг, и погружался в мягкую торфяную постель. Карабин, болтавшийся у него за спиной, по инерции продолжал двигаться, когда тело уже закрепилось в болоте. Ремень не давал карабину перелететь через голову Иосифа и с силой в четыре килограмма вдавливал ее в холодную воду. Из-под бурой жижи раздается бульканье. Поднимаясь, он первое время обчищается. Но из-за частых падений работа по очистке костюма оставляла его далеко позади всех идущих. Он бросал наводить лоск и шел весь в буром торфе, с листочками багульника в виде совокупного прообраза лешего и водяного.
Отряд еле поспевал за оленеводом — эвенком Николаем Соловьевым, который без всякого усилия, как по торной дороге, шел в своих олочьях впереди связанных цугом оленей. Четыре километра по мари уже основательно вытрясли наши силы, и, достигнув Огоджи, отряд сделал привал. Разложили дымокурчик от докучливых комаров, закурили. Впереди еще оставалось двадцать с гаком километров каменистых сопок, густых еловых зарослей и марей.
Дождя давно не было, и Огоджа обмелела. Во многих местах выступили отполированные валуны и скалистые выступы. На каждом перекате можно было перейти вброд ниже колена. Вода, недовольно ворча, разбегалась в сложном лабиринте камней мелкими струями и бежала прямым сообщением к Угольному Стану. До Стана, судя по карте, было всего семнадцать километров легкой водной дороги. Однако почему-то Соловьев обходил ее, делая большой крюк по сопкам. Мы курили и думали: почему? На этом участке съемка не велась, еще не было аэрофотоматериала, и никто из нас не знал места.
Общую мысль выразил Иосиф:
— А что, братцы, сделать нам, морякам, пару саликов да вниз по матушке Огодже? Коля, таежная душа, один доберется со своими рогатиками — мы же скорее его приплывем.
— Да, это, конечно, легче, — согласился Вершинин.
Но обычно спокойный Николай энергично заявил:
— Плыви не нада! Его низю ходи, камень шибко большой. Плыви не могу, ходи не могу. Шибко его худой места!
— Ну где для якута «плыви не могу», моряк проплывет. Похуже места видели, — возразил Иосиф, называвший почему-то всех нерусских дальневосточников якутами.
— В крайнем случае пойдем пешком по долине, — согласился я.
Только Грязнов, рабочий топографического отряда Вершинина, таежный старатель, молчал и неодобрительно посматривал на нас. Однако совещание большинством голосов решило вопрос в пользу плотов. Соловьеву приказали ехать и, если он приедет раньше нас, затопить баню.