Остров Баранова - страница 5
— Вернешься — помощником будешь. Навигаторы требуются, ученые люди... Чужеземные купцы давно точат зубы на места, обысканные российскими мореплавателями. Огнестрельные орудия диким везут, напитки горькие... Ты — коренной хозяин сих мест. Тебе вера будет, и ты не забудешь про их долю. А отсюда — истинная польза народам и отечеству.
В Кронштадте Павел получал длинные письма правителя. Они шли долго и были полны советов и наставлений крестнику. В последнем письме Баранов сообщал, что встретит его на Ситхе, где решил окончательно обосноваться.
«Построек мы произвели сначала: большой балаган, в который сгрузили с судов и клали приготовляемый корм, потом баню небольшую, черную, в кою я перешел в октябре. Жил до того времени под ненастьем в изорванной палатке, а тут зиму мучился в дыму и от печи при худой крыше и беспрерывных до февраля ненастьях. Потом состроили двухэтажную с двумя бутками на восьми саженях длины и четырех ширины казарму и для алеут также. Основанную крепость назвали именем св. архистратига Михаила...»
И вот Павел приехал на Ситху, но как раз, когда все почти рухнуло. Пока правитель был в годичной отлучке — ездил ладить торговлю с дальними островами — враждебное племя тлинкитов-колошей напало на главную крепость, перебило большинство защитников, захватило весь русский берег. Вернувшись, Баранов отправился к алеутам, чтобы собрать силы для борьбы с захватчиками. Теперь судьба послала ему на помощь «Неву».
К утру шторм прекратился. Океан еще слал тяжелые валы, но в бухте было спокойно, мерная зыбь колыхала шлюп. Ветер разогнал тучи, проступила заря. Лес не казался таким хмурым. Розовела лысая, плоская, словно срезанная, макушка горы.
Ночью пришли «Ростислав» и отставшие байдары. Береговая полоса против стоянки кораблей была занята лодками. Алеуты вытаскивали их на мокрую гальку, ставили ребром, вбивали шесты, прикрепляли к ним весла. Тюленьи шкуры служили крышей. Дымили костры. Люди двигались, сушили снасти, варили еду. Гомон и крики прогнали чаек.
Но дальше берег был попрежнему безлюден и тих. На палисадах крепости не виднелось ни одной фигуры, молчаливо темнели бойницы. Лишь один раз удалось заметить, как медленно передвинулись жерла двух пушек.
— С богом! — сказал, наконец, Баранов. И, перекрестившись, распорядился поднять паруса.
ГЛАВА 2
В десять часов утра подошли к старому заселению. Дальше суда не могли двигаться, начиналась береговая отмель. Баранов приказал вывесить белый флаг, позвал Кускова.
— Доберешься до блокгаузу, Иван Александрович, объяви мою волю. Воевать я с ними не собираюсь, а за предерзостное нападение на крепость, за множество безвинно убитых людей придется им держать ответ.
Он помолчал, поглядел куда-то мимо помощника, зажал в кулак подбородок.
— Однако, ежели хотят мира, — добавил правитель медленно, — пускай озаботится сам Котлеан на переговоры приехать. Тогда все обойдется без крови... Скажешь — сие обещаю.
Кусков наклонил голову, молча пошел к трапу. Рослый, широкий в плечах, длинноволосый, с золотой серьгой в левом ухе помощник правителя никогда не расспрашивал и не отказывался от поручений. Даже если они казались невыполнимыми.
День начинался холодный, безветренный. Белая пена прибоя окаймляла берег, огромный голый камень — кекур, словно скалистый остров вдававшийся в бухту. Открывая вершину, над горой плыли облака. По освещенному лесу, по воде, тянулись длинные тени.
Лодка Кускова быстро приближалась к берегу. Алеуты гребли дружно. Вместительная шестивесельная байдара плавно скользила по гребням волн. Черкнув днищем по камням, она, наконец, остановилась. С корабля Павел видел, как Кусков неторопливо ступил на землю, высоко поднял белый флаг и, кивнув оставшимся в байдаре гребцам, пошел к крепости. Он был уже совсем близко от грубых деревянных стен, сложенных из громадных сучковатых бревен, когда из бойницы блеснул огонь и каменное ядро плюхнулось в море, недалеко от лодки. Застучали ружейные выстрелы. Упал белый флаг.
Кусков пригнулся, затем, снова укрепив белый лоскут, продолжал двигаться к палисаду.
— Убьют! — крикнул Лисянский и стремительно повернулся к Баранову. — Диким неведомы наши законы.