Остров голубых снов - страница 13

Когда все насытились, Пан вновь извлек свой флуер и сыграл несколько старинных сладостных мелодий, от которых душа возносилась на седьмое небо. Я вспомнил о своей бабушке. Только она хранила в памяти эти напевы. Ее дочери и сыновья, занятые вещами материальными, всё давно позабыли, как только вышли из детства. Это были песни о любви и страданиях, о небе и жизни, людях и зверях, деревьях и цветах. Я окинул взглядом своих товарищей по застолью. Лев сидел, подперев морду лапой и глядя куда-то в ему одному ведомую точку, огромный медведь положил лохматую голову прямо на стол, обхватив ее передними лапами (наверное, ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил его стариковские заплаканные глаза), плутовка-лиса, обняв без всяких задних мыслей шею курочки, медленно раскачивалась в такт музыке.

Пан заиграл бодрую мелодию, затем незаметно перешел на хору, и вот уже все повскакивали с мест и заплясали, каждый на свой лад, так, что я не мог удержаться от смеха. Лиана наклонилась ко мне:

— Тебе нравится?

— Еще бы! — ответил я, растянув рот до ушей от восторга.

В самом деле, такого зрелища мне еще не приходилось видеть.

— Пан мечтает, чтобы они всегда так жили, — Лиана показала на счастливых зверей. — Звуки флуера заставляют их забыть о жестокости и злости.

Я поднял бокал с не известным мне соком и, сделав несколько глотков, сказал:

— Пан добрый, и потом, он ведь никогда не умрет и наверняка доживет до такого дня, а с нами дело обстоит не так весело.

Лиана посмотрела на меня неприятно удивленно и строго заметила:

— Никто никогда не умирает.

Не знаю, что на меня нашло, может, просто ребячий каприз, но я ехидно спросил:

— Почему ж ты тогда говоришь, что мы можем играть только до захода солнца?

— Потому что иначе я опоздаю.

— Куда опоздаешь?

— Войти в дерево.

— Ну и что? Что случится, если ты опоздаешь?

Она глянула на меня так беспомощно, что мне захотелось забрать обратно свои слова, онеметь, окаменеть на месте или кинуться в хору вместе со зверюшками, которые в этот миг казались мне еще беспечнее, чем я сам. Беспечнее хотя бы потому, что они с радостью принимают то, что им дают, и не искушают судьбу в погоне за еще большим. Но мои слова уже накалили воздух между мной и Лианой. Она опустила голову и медленно-медленно проговорила:

— Я не знаю, что тогда произойдет. Я… я… со мной такого еще не случалось, но я слышала, что опаздывать очень плохо.

И вдруг, словно испытывая неудовлетворение от того, как она выполняла роль хозяйки, Лиана оживилась, схватила меня за руку и вовлекла в танец вместе с другими подобными ей мальчиками и девочками.

В самый разгар веселья Лиана предложила незаметно уйти.

Так мы и поступили. Под прикрытием хоровода остальных девочек и мальчиков мы пробрались к выходу и, очутившись снаружи, весело расхохотались и бросились наперегонки по лесу.

— А теперь пойдем к тебе, сказала она. Мы ведь так договаривались!

Полдень был в самом разгаре. До села оказалось не так уж далеко, мы добрались довольно быстро.

Наш дом расположен прямо на опушке, за ним высится большой холм, потом еще и еще один, всего их — одиннадцать. Холмы окружают село подобно гигантским морским валунам.

На подходе к первому холму раскинулся небольшой лесок, растянувшийся до самых виноградников. В этот лесок мы и зашли, до дома оставалось рукой подать, но именно здесь возникло основное препятствие — вся долина была наполнена мальчишками, гонявшими мяч. Чтобы избежать встречи с ними, нужно было отыскать другой путь.

Мы долго прождали, спрятавшись за кустиком, пока наконец Лиана не потеряла терпение и не сказала решительно:

— Всё, пошли. Мне надоело тут прятаться. И потом, непонятно, почему мы должны их бояться.

Затаив дыхание, мы выбрались из укрытия. В глубине души я очень надеялся, что ребята не узнают меня в новом обличии и не станут приставать к Лиане — у нас ведь всегда цепляются к девчонкам. Итак, мы вышли из укрытия, приблизились к играющим мальчишкам, прошли рядом, но никто ничего даже не заподозрил. Лишь один, молча стоявший в стороне (наверное, его не приняли в игру) внезапно вытаращил глаза, да так и остался стоять, уставившись на нас.