Остров и окрестные рассказы - страница 11

— Мир — это блюдо, окаймленное рассказом, — повторил я давешнее дедушкино заявление.

— Так оно некогда и было, — кивнул он. — Но дай мне закончить. Властелин края света приготовил пир из самых удавшихся ему описаний. Они ели рыбу, которая нерестится где-то в окрестностях Луны, пили вино из винограда, который дозревает на самом отвесном склоне края мира, там, где лоза ближе всего к солнечным лучам. И тут, когда на глазах Александра скромная постройка начала превращаться в дворец с бесчисленным множеством окон и дверей, тишину разорвал крик, раздавшийся во дворе. Хозяин и гость отставили в сторону хрустальные кубки и вышли на крыльцо. Александр Македонский был неприятно удивлен, узнав гонца, которого он еще в первый день военного похода отослал в столицу. Некогда совсем юный отрок, а теперь уже зрелый муж запыхавшись кричал, не покидая седла покрытого пеной коня: «Государь! Государь, наконец-то я вас настиг! Дурные вести! Государь, по империи бродят зловещие слухи о вашей гибели! Назревают беспорядки, среди вельмож начались междоусобицы!» Александр побледнел, схватил свои сверкающие доспехи и хотел было броситься к коню, но старец с табуретом под мышкой опустил руку на его плечо. «Куда ты, Александр? Разве не затем, чтобы завоевать край света, ты пришел сюда? Можешь считать, что ты добыл себе этот венец славы! Гонец, тебе здесь не место, немедленно возвращайся туда, откуда пришел! Расскажи всем, что Александр Македонский остался в королевстве, которое объемлет все сущее в этом мире!»

— Ну, дедушка, это уж ты хватил! — сказал я и, сам не понимая почему, встал, чтобы идти назад. — Может быть, тебе неизвестно, но Александр Македонский умер очень молодым в своей столице!

— А разве я утверждаю что-нибудь другое? — дед по-прежнему сидел на колоде рядом с уснувшей ящерицей. — Ясное дело, что умер, раз он встретил паломника с ушастой совой, сидящей в его шляпе, как в гнезде. После встречи с ним в живых не остался никто, в том числе и Александр Македонский, несмотря на то что правил он всем миром. Кстати, я вот вижу, что ты уже собрался назад, а тебе известно, где находится могила Александра Македонского?

— Нет, — ответил я. — Этого не знает никто.

Дедушка многозначительно молчал. Из травы осторожно высовывались муравьи, высматривая себе добычу — крошки тишины.

— Хей! — воскликнул я. — Ты что, хочешь сказать?..

— Эхей! — то ли ответили стены Эхей-двора, то ли эхом отозвался мой голос, отраженный краями какого-то необъятного пространства.

Действительно, похоже, что очень многое на белом свете было поставлено с ног на голову. Возвращение оказалось несоразмерно коротким. Несмотря на то что, когда мы пустились в обратный путь, начинали сгущаться первые сумерки, возле дома мы оказались в то же самое время дня, стемнело не больше, чем на один шаг.

— Сослужи мне службу, — попросил дедушка, когда мы вошли во двор. — Поменяй сегодня занавески на окнах ты. Выбери какие-нибудь по светлее, без облаков, если можно, с вышитой полной луной.

— Хорошо, — ответил я. — А ты? Что будешь делать ты?

— Просто немного отдохну на скамейке, — ответил он.

Я вошел в дом. Странно, я ступал по полной тишине. Как только бабушке удалось вымести все эти, почти целый век растаскивавшиеся по дому, поскрипывания половиц, усталое дыхание балок, хлопанье ставен, потрескивание штукатурки и потягивание трещин? Кто-то набросил на зеркало в коридоре черный платок. Кто-то оставил открытой дверь в дедушкину комнату. Кто-то, скрестив руки, лежал в гробу на середине стола. Трепещущее пламя восковой свечи освещало лицо умершего, бледное лицо моего дедушки.

— Где ты был? — спросил меня отец, а может быть, и мать — в скорби и голоса, и лица у всех становятся похожими.

— Я был далеко, очень далеко, — сказал я. — Когда это случилось? Как?

— Он вскрикнул: «Эхе-ей!» — заплакала бабушка. — И тут же что-то лопнуло, словно струна порвалась...

— Этого не может быть! Он, как всегда, все выдумал! — Я выбежал из дома.

На скамейке во дворе никого не было, если не считать зеленоватой тени сонной ящерицы. Несколько муравьев тащили в разные стороны крупные крошки тишины. Вдалеке послышалось уханье ушастой совы. Что-то треснуло у меня под ногой. Я нагнулся и увидел соломинку и три белые, дочиста обглоданные мышиные косточки. Муравьи ловко затаскивали под землю молчание. И над всем этим медленно поднималась полная луна.