Остров лебедей - страница 12
«Знаю я их», — сказал он, когда его спросили.
«Но откуда?»
«Брат Тассо с собой привез».
Мать тогда долго рассматривала афишу, будто с ней какая-то тайна связана, и в конце концов сказала: «Не знаю я, что с ней делать? А ты-то знаешь?»
«Конечно, знаю», — ответил Стефан. Но у него при этом был и свой секрет: если долго глядеть на афишу — музыку слышишь.
Сейчас он не смотрит на черную афишу, а сидит за столом, голову подпер ладонями и читает письмо, которое написал другу Тассо. И последние слова читает, и предпоследние, и дальше и дальше — но ничто его не трогает. А ведь все это он сам написал, и когда писал, думал о Тассо и представлял, как Тассо удивится: до чего ж далеко Стефан от речки уехал и теперь живет высоко-высоко в большом городе… Но сейчас Стефану все написанное кажется неправдой. И ему сейчас очень одиноко.
Он поднял голову, посмотрел в окно — подоконник на две ладони выше глаз. Стекла уже посерели, сквозь них льется белесый, как речной туман, свет, такой, когда уже деревьев не видно и в лугах заблудиться можно…
Как-то уже осенью, под вечер, они с Тассо шли куда-то и туман нагнал их вместе с вечерним сумраком. Даже видно было, как он накатывался на них, будто белый каток, широкий, как вся пойма, а они бежали от него прямо через болотистый луг, и все смеялись и даже баловались. И вдруг Тассо куда-то пропал. А Тассо потерял Стефана. Ни деревца, ни электрических столбов, ни огонька в окне — ничего не видно…
Они аукались и слышали друг друга то далеко, то близко. Пошли навстречу и наконец набрели друг на друга. Две размытые тени. Туман охватил их, взял в плен — холодный, сырой и беззвучный, как смерть. Ни ветерка, ни собачьего лая, они давно уже потеряли направление, не знали, куда идти. Тассо сказал: «Давай станем здесь — и никуда! А то пропадем мы с тобой».
«И никто нас не найдет», — сказал Стефан.
«Если будут искать — обязательно найдут».
Так прошло полночи. И вдруг они услыхали гудки, лай — значит, их ищут! И первым они увидели рыбака Куланке. Он показался им огромным, больше человеческого роста, а они ему показались птенцами, клубком свернувшимися в травяном гнезде — это они от холода так спасались…
«Чего вы тут? — крикнул он им. — Полдеревни на ногах! Вас ищут, черти полосатые!»
Бабушка термос притащила с горячим чаем, а отец Тассо, тракторист, — широкие постромки. Два раза он размахнулся ими, щелкнул, а Тассо пригнулся, отскочил и исчез в тумане. Отец его стоит, озирается, а его не видит. Хохоту было…
Стефан вспоминает и думает: «Был бы здесь Тассо, уж мы бы с ним поговорили… Я бы ему все рассказал и обо всем посоветовался… Завтра ведь Герман ребят со всего дома созовет, расспрашивать станет. «Кто из вас, — скажет, — гидрант открыл? Вчера во второй половине дня? Пусть выйдет вперед, если он здесь!» Так отец спросит завтра, а ребята — молчок, посмеиваются. Они ж ничего не знают про Губерта и Стефана, и смеяться они будут над Германом: поищи, старик, дурака, чтобы сам вперед вышел!
А тяжело как ждать! Нет сил — ждать до завтрашнего дня!»
Встал Стефан. Вышел из комнаты и прямо в столовую — ни секунды не колебался.
По телевизору показывают футбол. Отец сидит верхом на подлокотнике дивана, шея красная от напряжения. Мать сразу же оглянулась, ее смешит поведение отца, но Стефан не замечает ничего. Он говорит:
— Это я был. Я гидрант открыл.
У матери улыбка застыла на губах. Отец повернулся на пол-оборота. Комментатор истошно кричит и вдруг умолкает — стон прокатывается по стадиону, кажется, что сам экран стонет, видно, как мяч поднимается над трибунами, вот-вот уйдет из этого мира навсегда и… мимо, выше ворот.
— Ай-ай-ай! — переживает отец, и еще раз: — Ай-ай-ай! — и только теперь совсем поворачивается к сыну.
Стефан говорит:
— Мне пить захотелось.
Отец так и сидит вывернув шею. После долгого молчания он произносит:
— Пить, говоришь? Ты слышала, Сусанна? Пить он захотел. — И снова он поворачивается к экрану — вопрос для него исчерпан.
Мать вскакивает и выключает телевизор. Она делает это быстро и решительно, и отец не успевает даже рот открыть.
— Что такое?! — чуть не кричит он.