Оступившись, я упаду - страница 4

— Съешьте уже этот чертов горошек.

Мы с мальчишками украдкой переглянулись, наклонили тарелки, чтобы горошины скатились на землю, и забросали их землей. Могилки для горошка… За кругом света от костра покачивались на ветру деревья и переговаривались между собой сверчки. Костер деда сплотил нас, окутывая теплом, словно невидимыми объятиями. А где-то там, на Удавке, река гнала воду между тесных берегов. Вода знала, куда ей надо бежать. Мимо наших убежищ, мимо кольца из камней, мимо льнущих друг к другу эвкалиптов, — она неустанно спешила вперед, к морю.

3

После ужина я сложила тарелки в раковину, и тут, пронзая повисшую тишину, раздался телефонный звонок. Сидевший на стуле Кирк выпрямился. Стив повернулся к дому. Дед проворчал что-то, поднимаясь на ноги.

— Ладно, черт побери, — произнес он и медленно направился к кухне — деду приходилось держать живот прямо, иначе просыпалась его бактерия.

Телефон продолжал звонить. Мы с Кирком и Стивом замерли в ожидании — вдруг это папа?

— Ясно, — сказал дед. — Ты где? А когда… Да, сынок. Думаешь? Ага… ага… Как твоя лошадка? Ремень вентилятора проверил? Каждые триста миль нужно смотреть, не ослаб ли он… Да, сынок, увидимся в пятницу.

— Это папа, — сказал Кирк.

— Какой сегодня день? — спросила я.

— Вторник, — ответил Кирк.

Папы не было дома с самого июля, а сейчас уже приближался рождественский концерт. С того дня, когда он видел меня в последний раз, у меня выпали два верхних и два нижних зуба и сверху новые еще не выросли. В нашем классе они у меня росли медленнее всех. Если я открывала рот, то сразу было видно дырку между зубами. Я сунула в нее язык, ощупывая края.

Стив достал свой перочинный ножик и вытащил лезвие. Он покрутил нож в руке, потом снова сложил его и засунул обратно в карман. У ножика было всего одно лезвие, даже меньше, чем у того ножа, которым дед стриг мне ногти. Релл сказала, что раньше ножик принадлежал папе, но папа заявил, что это чепуха. «Это был твой нож, Рэй, разве ты не помнишь?» — спросила Релл. «Если бы у меня был такой бесполезный нож, я бы его запомнил», — ответил ей папа.

Дед вышел из дома с банкой пива в руках. Он сел в свое кресло и потянул за кольцо. Она зашипела, будто из нее выползла маленькая змея.

— Ваш старик возвращается домой, — сказал он.

Когда дед произнес эти слова, я почувствовала, как наши миры — Кирка, Стива и мой — съежились и отделились друг от друга. У нас разные матери. Рэй бросал одну мать ради другой. Релл застукала Рэя и Донну в машине. Донна сидела на месте Релл, держа руку на том же подлокотнике, что и Релл, и закинув ноги на приборную панель, — Релл тоже так делала. Еще до того, как Релл увидела папу с Донной, она уже знала, чем они там занимаются, будто ее глаза сбежали от нее, прокрались через окно в кабину, спрятались за зеркалом и увидели все, что происходило, а потом вернулись и рассказали обо всем голове. Я узнала об этом вскоре после того, как переехала к деду: я сидела за детским столиком, ела зерновое печенье и услышала разговор папы с дедом: «Тебе стоит быть поосторожнее, Рэй». — «Всякое случается». — «Ага, а теперь мне приходится жить с твоей чертовой „случайностью“».

Я сидела за таким низким столиком, что моя голова была не выше их коленей. Пока они не смотрели вниз, они даже не помнили, что я рядом с ними.

«Я могу забрать ее с собой». — «Только не туда, куда ты поедешь, сынок». — «А как ты думаешь, куда я по еду?» — «Я-то знаю куда». — «Ну и куда?» — «Оставь ее в покое». — «Я просто говорю, что мог бы забрать ее с собой». — «Даже не думай, Рэй».

Куда он хотел меня забрать? Куда бы мы поехали? Никто толком не знал, куда уезжает Рэй и чем занимается.

К дому примыкал флигель, он стоял с темными окнами, запертый на засов. Огонь от костра деда и свет с кухни не доходили до него, поэтому флигель невозможно было хорошо разглядеть, видны были только общие контуры. Во флигеле жил Рэй, когда возвращался домой. У него там было все, кроме душа. Вместо него Рэй наполнял ведро теплой водой из крана на кухне, затем подвешивал его над трубой с воронкой.