Освоение одиночества. О чем молчат любимым - страница 46
Но вот это - неправда!
И этот ваш вопль, и этот поцелуй - неправда! И жестокая!
* * *
Ваше желание разбудить спящую царевну только ваша проблема!
Царевне хорошо в гробу!
Ей там больше ничто не грозит и спокойно.
Проснись она от вашего поцелуя, и окажется снова в мире беспрерывной для нее и бесконечной боли, от которой сама она пока ничем не защищена.
А поскольку никто, кроме самого человека, защитить его от его жизни не в состоянии, постольку - защитить ее от болевого шока при пробуждении не сможете и вы.
Ее сон, ее заменяющая самоубийство, отгораживающая от дающих силы эмоциональных отношений людей бесчувственность - для нее единственное доступное ей средство самозащиты!
Ну, в самом деле!
Почти с младенчества все ее нужды за нее и без ее участия удовлетворяли или не удовлетворяли ее воспитатели.
Равнодушные к сами»? себе, они своим безразличием к непоказной, незнакомой им и пугающей их ее самобытности, словно спеленав, затормозили осознание и самостоятельное осуществление ею почти всех ее естественных импульсов. Несчастливые воспитатели натренировали только стремление обратить на себя внимание, заслужить или иначе завоевать их одобрение - понравиться, и ждать или требовать награды.
Она никогда не узнавала и не знает ничего из многообразия и противоречивости своих подлинных потребностей. Никогда не удовлетворяла их сама.
Почти ничего не знает про себя.
Почти ничего не знает про окружающих.
Действовать по привычному сценарию напоказ, завоевывать внимание, одобрение, и ожидать за это всеобщей обслуги, она научена. Но о действительных интересах свободных людей ничего не знает. Строить с ними равноправные партнерские отношения не умеет. И ничего нужного ей взять у них не может.
Пока она бесчувственна и ничего не просит, они сами бьются о ее хрустальный гроб головой и сами приносят ей все, чего она не просила, что бессознательно использует, не переживая осознанного удовлетворения. «Отказавшаяся от всего», она имеет больше, чем могла бы попросить, но не знает, что имеет, и ей пусто.
Узнай она, чего хочет, но не владея самостоятельными средствами получения нужного, не зная людей, у которых могла бы нужное взять, не умея попросить, она лишится того, что есть, не получив ничего!
Пробуждение опасно ей еще и потому, что всю жизнь на все живое в других, на всякую их заинтересованную просьбу она реагировала равнодушием, пренебрежением, насмешкой, осуждением, презрением, издевкой, оскорблением -обижала отказом всякую открытость, любую обращенную к ней искреннюю активность людей.
Оказавшись открытой сама, она будет ждать оскорбления и от них. Да и сама по привычке, почти рефлекторно, высмеет, оскорбит, осудит себя. Сама себя будет презирать за искренность, как за слабость. А поскольку залогом возможности существования для нее служит одобрение и чужая обслуга, то чувствовать себя осужденной («плохой») значило бы для нее потерять все права и все надежды на обслугу.
Пробуждение опасно ей неизвестностью собственных импульсов, незнанием никого, с кем предстояло бы общаться, незнанием средств взаимодействия с людьми, если те ей ничего не должны, осуждением себя, потерей всяких надежд на других, незащищенностью от боли, к которой не готова, и отчаяньем.
* * *
Тот, кто не в мыслях, а на деле хотел бы не мешать в быть полезным человеку в пустоте, кто хотел бы не победить, не заполучить его, а просто сочувствовал бы с ним, тот понял бы, что пустота - его выбор и единственный пока способ выжить в его мире.
Сочувствующий не себе, а человеку в пустоте, во-первых, отказался бы от всяких поползновений его переделать, вызволить из пустоты - из его мира.[18]
Он задал бы себе вопрос: насколько он смог бы стать ц как долго мог и хотел бы оставаться гарантом защищенности такого человека?
Мало-мальски уважая другого, он понял бы, что, при всех стараниях, гарантом защищенности ни для какого взрослого, кроме себя, быть невозможно.
Понял бы, что лучшее, что мог бы он сделать, это оставить другого в покое. Научиться держать с ним дистанцию гораздо большую, чем хочется и непременно чуть большую, чем хочет человек в пустоте.