Освоение одиночества. О чем молчат любимым - страница 47

Дальше, сочувствующий решал бы задачу, что надо сделать, чтобы человек в пустоте сам и сознательно стал бы гарантом своей безопасности.

Пришлось бы вспомнить, что в вынужденном полном одиночестве, в отшельничестве, такие люди великолепно осваиваются и пустоты не ощущают. Что избавляются они от такого ощущения и в окружении врагов, одни в чужой стране, просто в иноязычном окружении - во всех обстоятельствах, где не на кого надеяться, где необходимо и морально позволительно быть настороженными и собранными.

Вспомнил бы, как чудесно мобилизует этих людей открытая чужая агрессия.

Перед сочувствующим человеком встала бы задача насторожить человека в пустоте. Например, как я уже сказал, открытой недоброжелательностью, или так далеко отодвинуться, так непредсказуемо (иногда просто естественно) себя вести, чтобы тот перестал ждать опеки, насторожился... ,

* * *

Если бы из пустоты захотел вылезать сам пребывающий в ней человек, то ему бы пришлось вначале пообещать себе, что он не будет этого делать никогда больше! Вообще не будет ничего насильственно менять.

Ведь к старому он привык. Плохо оно или хорошо, приятно или тягостно - привычное его не пугает. Согласившись, что цыпленок вылупляется из яйца, только когда созрел, он бы решился дождаться собственного эмоционального изменения,, которое произойдет само и только тогда, когда он подготовит для этого условия - когда действительно станет сам гарантом своей безопасности. Ведь он сам себя боится -своей жестокости, небережности, беспардонности с собой.

Чтобы стать осторожным с собой, ему пришлось бы научиться сначала стать деликатным, бережным просто с человеком - с любым другим. Почувствовать, какими средствами, и каким трудом, дается такая деликатность.

Пока бы он берег других, он бы с ними познакомился. Его искренность с ними стала бы точной и адресованной. Перестала бы грозить насмешкой, унижением, пренебрежением, позором и нежданными отказами в просьбах.

Он бы открыл возможность и средства эмоционального диалога с людьми. Почувствовав нас, заметил бы и научился беречь и себя. Стал бы благоговейно хранить чужую и свою тайну. Отказавшись от высокомерия судить людей, он перестал бы и себя стыдиться. Интересный себе, доверительно осваивал бы мир себе подобных. Открыв и принимая такими, какие есть, других, почувствовал бы, что и себя самого любить не зазорно.

Не стало бы больше причин себя бояться.[19]

В кабинете пожилые люди складывали картинки. Картинки были не столько сложными, сколько большими. Каждая состояла, как из кубиков, из ста шестидесяти рассыпанных кусочков.

Соревновались две группы. /

В группе, ближайшей ко мне, почти не разговаривали. Каждый делал что-то свое. Каждый с удовольствием замечал успехи товарищей. Каждый находил свои преимущества, то, что у него получалось лучше, и реализовал их. Каждый, когда было надо, охотно и доверительно брал у партнеров отдельные детальки или целые, сложенные другими блоки - то, что нужно было для совместного дела ему. У каждого обнаруживалась своя функция в сотрудничестве.

Иногда и здесь кто-то терялся, «заходил в тупик» и не знал, что делать. Но в этой группе - потерявшийся как-то доверял товарищам. Не суетился, ни к кому не приставал с вопросами, а сам искал решения. Хоть и встревоженно, но сосредоточенно ждал, когда ситуация прояснится и для него.

Каждый отзывался на состояние, настроение другого. Нужное использовал и этим тоже поддерживал каждого. Доверие каждого поддерживало уверенность всех в успешном исходе сотрудничества. Они работали вместе. ;

Каждый успевал дожить до ощущения своей успешности, нужности другим, востребованности.

И вчетвером здесь сложили картинку вдвое быстрее, чем в другой группе вшестером.

В другой группе из шести человек четверо все время порывались командовать.

Потом одна из «командиров», бросив всех и дело на под-дороге, ушла домой.

Вместо того чтобы складывать картинку, эти четверо подавали советы. Друг другу и тому, кто что-нибудь полезное делал. Еще они постоянно дискутировали и придирчиво критиковали двоих других И друг друга.