Освященный храм - страница 26

— Какая судьба того младшего лейтенанта? — спросил Роман.

— Он воевал до Дня Победы, был отчаянно храбрым офицером, дослужился до полковника. Награжден орденами. Я встречал одного майора из полка, которым командовал Витушенко. Сам Витушенко участвовал в Параде Победы в Москве.

— Как вас ранили, Андрей Петрович? — спросила Тоня.

— Был я трижды ранен, четырежды контужен. Но об этом поговорим в другой раз. Сейчас я хотел бы обратиться к ребятам, которые готовятся служить в армии. Вот смотрю я на вас и думаю: а ведь каждый мог бы стать прекрасным офицером, командиром! Конечно, работа нелегкая, но зато, скажу я вам, это самое что ни на есть мужское дело! Представляете, вы изъявляете желание продолжать учебу в военном училище. Кем хотите стать? Летчиком или танкистом? Ракетчиком или десантником? Офицером флота? Медиком? Защитником мирного неба? Политработником? Есть разные училища, по множеству специальностей, таких, которые и в гражданской жизни всегда в высокой цене. Но училище еще закаляет физически, дает самые современные знания, прививает дисциплину, воспитывает умение дорожить честью, отстаивать свое достоинство, быть мужественным, стойким, сильным.

Оленич видел перед собой взволнованные лица, горящие глаза, даже девчонки завистливо поглядывали на мальчиков. Он про себя отметил дружков Романа и Тони — Диму, Леонида, Геннадия и Мирона. И все же где-то в глубине души он почувствовал, что Леонид и Дима могут пойти в училища. Они наиболее эмоциональные, но и наиболее зрелые ребята.

Они были его надеждой.

Геннадий Шевчик и Мирон Серобаба были на год старше остальных и десятилетку уже окончили. Оленич об этом узнал только тогда, когда из военкомата им пришли призывные повестки. Как начальнику военно-учетного стола, ему приходилось впервые отправлять ребят на службу, и поэтому он даже немного терялся: по положению вроде бы от него ничего не требовалось. Повестки вручены, ребята явятся в военкомат, оттуда — к месту службы. И никто ему ничего не скажет, что, мол, чего-то недоделал или недодумал, никто не упрекнет за то, что с ребятами что-нибудь не так. Обязанности начальника военно-учетного стола больше касаются воинов запаса. И все же Оленич ощущал потребность и даже необходимость вмешаться в подготовку и организацию проводов призывников на срочную службу. Он вспоминал, как провожали новобранцев в их селе до войны, какие были празднования, сколько было музыки и песен, даже ходили ряженые, но не упомнит, чтобы устраивались пьяные застолья. А вот сейчас по селам, рассказывают, по двести и триста человек собирается к столам, пьют до одурения, и часто даже ребята прибывают к военкоматам в нетрезвом состоянии. И ему, офицеру-фронтовику, нельзя допустить такого безобразия.

Оленич вызвал к себе Геннадия и Мирона. Ребята пришли празднично одетые, немного обескураженные. Сделав вид, что не замечает их мальчишеской неловкости и растерянности, он спокойно стал расспрашивать, как домашние относятся к их уходу в армию, какое материальное положение близких, нет ли каких просьб, жалоб? Юноши смущенно ответили, что как будто бы ничего та кого нет и они готовы к отъезду в воинские части.

— Надеюсь, ребята, что вы не подведете ни родителей, ни колхоз, ни сельсовет. Мы верим, что будете еду, жить добросовестно, проявите булатовский характер — мужество, стойкость и старательность.

— Постараемся.

— Да смотрите, в последний момент не опозорьтесь: не пейте спиртного. Стыдно всем нам будет, если прибудете в военкомат в нетрезвом состоянии.

— Не будем пить. Мы понимаем.

— Всего вам, ребята! Провожать приду.

Ребята ушли, а он так разволновался, словно это ему предстоит идти на службу, словно его будут провожать и нужно обо всем подумать, все предусмотреть, подготовить самого себя, свой разум, свою душу к тому, чтобы снова все пройти, что было пройдено им за четверть века, пережить все и остаться самим собою.

«А вдруг снова начнется? Неужели все сначала? Неужто все те разбитые дороги, вязкая грязь, окопы, полные воды, морозы и метели, опять ранения, госпитали? И вновь та же нехватка продуктов, патронов, винтовок, машин? И пушки на лямках? И снаряды на плечах? И трупы убитых и не захороненных солдат? Будь оно проклято, то наше безладье, наше бездорожье и наше извечное легкомысленное шапкозакидательство! Сколько погубленных жизней, сколько крови через неурядицу, через нераспорядительность, через неумение думать о будущем! «Навалимся миром!» — кричали мы и утешались этим, а нас били, а над нами измывались. Мы теряли самое ценное, самое дорогое и не считались с потерями! Где-то кто-то виноват, а отвечали всем миром, кто-то выкрикивал бодряческие лозунги, а мы гибли всем миром!.. Ну вот, снова разволновался… Нельзя же доводить себя до такого состояния. Лечиться приехал, а не психовать. Эдак тебе не видать Людмилы во веки веков! Домой, отдохнуть… И к морю, к морю!»