От Калмыцкой степи до Бухары - страница 24
) Так и чудится, что по направлению к обсыпающемуся валу и теперь движется гигантская тень, с палицей в руке.
Над головою кружатся охотничьи сокола, по бокам бегут дрессированные леопарды.
Мервский кремль перед тем был возобновлен, отстроен современным Навуходоносору Лохраспом. Внук его, Исфендиар, ревностный огнепоклонник, распространил культ Ормузда между пределами Китая и Европой. Для этой цели всякие средства казались годными. Где не действовали убеждение, там употреблялось грубое насилие. И в Мерве пустило корни новое учение, и на краю пустыни заструился его мягкий свет, один из чистейших в мир после христианства и буддизма. Именно тут, на рубеже Ирана и Турана, особенно понятны были /107 религиозные предписание по возможности бодрствовать, чтобы врасплох не заставали злые силы, обрабатывать почву, садить деревья, орошать поля, строить посты, защищаться от песков. Ими выражается вечный натиск Аримана *[U7] ). Там бездожье, смертельная жажда, гибель. Солнце по временам тускнеет из-за праха, вздымаемого к небу смерчами. Вихри, налетающие на оазис, ничто иное как дивы, дети и слуги мрака. Наипаче надо беречь огонь (на алтарях храма и дома). Пока его не загасила тьма, Всеблагое Начало еще присутствует среди людей, оберегает их, борется с ними и через них. Строились особые кумирни с башнями (ках), где жрецы (атрава) с молитвой бросали сухое благовонное дерево в стоящие на камнях металлические сосуды и раздували пламя мхами.
Но видно - не суждено было устеречь святыню. Померкли передовые иранские огни, исчезли жертвоприношения. Степь по прежнему царит вокруг и даже земля, тревожимая копытами моего коня, /108/ быть может, не утаила в своих недрах ничего, что свидетельствовало бы о величии первобытной культуры.
-------
/109/
X III
В ДРЕВНЕМ МЕРВЕ.
Когда суровые персы стали одним из первенствующих народов в мире, и бессмертный Кир начинал тяготиться избытком силы и благополучия, царю-победителю пришла мысль углубиться на север в пустыню и покарать вечно нападающих кочевников. Снаряжаясь в далекий путь, монарх неминуемо посетил те пункты окраины, где всего энергичнее велась борьба с Тураном, озарил их сказочною пышностью, присущею азиатским владыкам, явился там как-бы отблеском божества. Без сомнения, и в мервском оазисе подданные имели случай созерцать властителя. Так и кажется, что вот он грядет перед несчетными толпами чествовать светлых небожителей до выступления на войну. Народ отгоняется бичами с дороги. Шесть тысяч те- /110/ лохранителей вытягиваются в ряды. Разноплеменная знать спешивается, строится по сторонам (персы справа, остальные слева). Согласно требованием этикета, руки прячутся вельможами в длинные рукава.
Открываются ворота во дворце наместника. Сперва ведут быков, предназначенных на заклание богам, за ними следуют белые лошади *[U8] ) и колесницы Ормузда, Митры (солнца), потом еще повозка с пурпурным убранством коней. Несколько человек несут большой сосуд с неугасимым пламенем.
Кир едет в колеснице с возничим, весь в багряных одеждах, с ярко-желтыми сапогами, развевающимся плащом, повязкой на челе, серьгами, цепью на шее, широкого белою каймой, от головы до ног, на драгоценном платье. Две трети гвардии поворачиваются и открывают шествие перед царем, последняя треть замыкает. По бокам его гарцуют триста вершников с дротиками. Следом движутся двести придворных лошадей в раззолоченной сбруе и пестрых чепраках, 2000 копейщиков и 30000 всадников, между которыми /111/ особенно выделяются парфяне, мидяне, темнокожие белуджистанцы, скифы, армяне. Хочешь себе представить эту картину - и красок не воссоздать: отлетевшая жизнь ускользает от воображения.
По близости к храму, при появлении старшего жреца (в белом, с посохом), царь направляется туда пешком. Но, чтобы он не ступал по земле, лидийские ковры стелются ему под ноги. Над головой его держат парчовый балдахин с вытканными львами и быками, с солнечным крылатым диском по середине. Все вокруг блещет золотом, серебром, слоновой костью. Смежные туранцы, собравшиеся посмотреть на всемогущего повелителя, безмолвны, ослеплены. Ему же, вероятно, грезится, как он совершит никому пока невозможное: пройдет степи, уничтожит кочевников. Ну, мыслимо ли не раздавить варваров‚ которые едят бесполезных старцев своего племени, сварив их вместе с мясом ягнят? *