От Калмыцкой степи до Бухары - страница 29

Царь едет! Сам Фраат, сын Митридата скачет на огненном жеребце. И конь, и всадник покрыты чешуйчатой броней. Золотой и венец горит на челе. Звезда украшает грудь. Знамя с грозным драконом везется за повелителем. Город уже в пламени, и нет ничему пощады. Завтра, среднеазиатское солнце /129/ спокойно может плыть по раскаленному небосклону. Греки уничтожены. *[U16] ). Туземцы умолили божественное светило избавить край от пришельцев. Для него начнется иная эра. Жизнь вступает в новое русло.

-------

 /130/

Быть может странным кажется, отчего я так иного внимания посвящаю старому Мерву. Время его славы прошло. Бог весть - когда воротится‚ едва-ли многих интересует. Чего же ради, спрашивается, так долго говорить о нем, восстановлять воображаемое прошедшее, задумываться над тем, что было и чему, вероятно, уже не быть? Ответ очень прост. О нашей Средней Азии - а теперь в особенности о Закаспийской железной дороге - писалась необозримая масса заметок, очерков и целых книг. Добавить к ним нечто веское (с внешней, повествовательной стороны) почти невозможно. Повторять сказанное сто раз предоставляю следующим туристам. Обстоятельно вникать в туземный строй - требуется большая подготовка и продолжительный опыт. Ясно, почему всякий, /131/ кто имеет некоторые сведения об этих странах, но оставался здесь лишь ограниченное число недель, и себе и другим должен все рисовать в слегка фантастическом освещении. Иначе изложение неминуемо будет страдать от сухости и бессодержательности. Такими свойствами нередко и отличался обширный материал, касающийся русских владений за Каспийским морем. Если же принять в расчет, до какой степени мы еще мало избалованы литературно-обработанными данными о них, до чего смутно знаем их прежнюю жизнь, - невольно возникает желание хоть слабо пополнить такой пробел.

Для характеристики края, на основании исторических фактов, можно, конечно, выбрать любой издревле важный культурный пункт. Но я здесь с умыслом выбрал не Бухару и не Самарканд, вечно возрождавшиеся из развалин, вечно шумные и оживленные - а именно совершенно павший Мерв, с его величественно-загадочной судьбой. Где кругом люди, там не так резко бросается в глаза противоположность настоящего дня и отошедшего в область забвения. Образы старины не просвечивают повсюду с удивительной яркостью, не пламенеют везде - как тут, в этой уединенной мест- /132/ ности, у станции Байрам-Али. Нам нельзя игнорировать того, о чем я веду речь. Слишком многому учат угасшие века, чтобы обходить молчанием явление, вроде указанных мною. Наконец, чисто поэтический интерес, представляемый ими, также заслуживает известной оценки. Ведь не признавать лишь рядом пустых случайностей, что все наиболее значительное в истории Востока затрагивало мервский оазис (Маргиану)? А тогда само собою разумеется, какое значение ему вообще необходимо придавать.

Итак, буду продолжать прерванный рассказ, где главную роль занимают тени минувшего.

Когда арабы, ставши мусульманами, победоносно двинулись покорять ближайшие государства, глава новоперсидского царства Сассанидов Эздеджирд, бежал в Мерв‚ увозя с собою священнейший и древнейший огонь, какой только чтился последователями Зороастра. Там для этого пламени воздвигся особый храм и вокруг него раскинулся цветущий тенистый сад. Туда, по мнению царя, завоеватели не решились бы проникнуть на далекую окраину. Но судьба назначила иное. Бесстрашные сторонники «пророка» устремились к рубежам Ирана и Ту- /133/ рана, где фанатикам хотелось искоренить яркое по обрядности и учености, глубоко ненавистное язычество, а именно: религию Ормузда, прививающийся буддизм - наконец довольно уже утвердившееся несторианство. Судя по тому, как много умозрений здесь сталкивалось, духовная жизнь была необычайно интересна. Целый мир сокровеннейших дум таился в недрах ныне уничтоженного Мерва. Всюду более или менее явно звучали слова совершенно друг другу противоположных проповедей, призывалось заступничество Сына Божия, или предвечного светлого начала, или сравнявшегося с богами величайшего индийского мудреца. Трудно себе даже представить вполне, сколько своеобразных идей вмещал некогда славный город.