От Калмыцкой степи до Бухары - страница 31
После Кутейбы правил Езид-бин-Мохаллаб: свержен и казнен. Перечислять дальнейших, испытавших одинаковую участь, представляется утомительным. Покоренное иранское население постепенно подымало голову, когда арабы расширяли круг своих туркестанских завоеваний; старые умозрения воскресали; степные элементы, сродные пришлым с юга властителям, оттеснялись на задний план. Мервский оазис начинал опять процветать.
В это время тут появился свирепый Абу-Муслим, олицетворение всего, что враждебно Ирану. Имя его не даром до сих пор мило /138/ туркменам, узбекам. Он сзывал их под свое черное знамя. Барабаны, по его приказание делались из собачьих кож. Зловещие звуки раздавались, благодаря этому, в его лагере. Как раз тогда решался кровавый спор между династией Омейадов и Аббасидов. Последние одолевали, и тем самым уничтожалась нарождавшаяся в исламе духовная жизнь высшего порядка. Свободные мыслители, вполне искрение мистики, должны были потерпеть гонение. Туран (в худшем смысле слова) торжествовал. Реакция на окраине становилась необходимостью,- и вот, в отпор аббасидскому усиливающемуся влиянию в Мерве, заговорил и воспламенил слушающих некий туземец Гашим, бывший сначала приближенным Абу-Муслима, много видевший в Западной Азии, долго вникавший в магию. Новый учитель объявил себя пророком, а зачем уже прямо божеством, неоднократно ранее воплощавшимся в образе Адама, Ноя, Авраама, Моисея, и т. д. Народ счел его существом таинственным, лучезарным. Подобно зятю основателя ислама - Али, Гашим скрыл свое лицо под зеленым покрывалом, за что и получил название Моканна («занавешенный»). Он это мотивировал тем, будто от него исходит слишком ослепительный свет, могу- /139/ щий убивать людей. Глубокая ненависть против мусульман, питавшаяся коренным населением (особенно земледельческими классами), живо проснулась. Толпы фанатиков сплотились вокруг Мованны, что доказывает, каково было настроение мервцев, в каком угнетенном и бедственном состоянии находились простолюдины, которые, во имя вечной религиозной борьбы с Ариманом, неутомимо заботились об орошении и культуре, не встречая от властей ни защиты, ни поощрения.
Многие ли у нас подозревают, что в английской литературе есть поэтическое произведение, посвященное этому моменту в истории Мерва? Оно принадлежит перу из известного писателя (начала нынешнего столетия Томасу Муру и озаглавлено: «The veiled prophet of Khorassan», составляя част прелестного цикла Лалла Рукх. Насколько оно соответствует восточным вкусам, видно из того, что поэму вскоре после издания перевели на персидский язык и она понравилась современным иранцам.
В стихах Мура, конечно, попадаются неточности, объясняемые плохим знакомством его эпохи со всем, касающимся Средней Азии, но само избрание темы служит признаком того, как чутко и любовно англичане издавна отно- /140/ cились к завоевываемому ими Востоку - даже к таким отдаленным местностям, как, например, те, что прорезывает мервская река Мургаб.
Мур описывает их подобными раю.
Чертог Моканны сказочно изображен. Краски необыкновенно ярки.
Когда-то наши поэты возьмутся за аналогичные, богатые содержанием темы! Ведь мы же вдохнули трепет и блеск поэзии в кавказскую жизнь, ведь мы же этим приблизили ее к себе, сроднились, так сказать, с нею! Неужели с среднеазиатскими разнообразными владениями не повторится то же самое? Неужели мы окончательно оскудели талантами или потеряли интерес ко всему отдаленному, неизведанному, чарующему? Бог даст, будущее докажет иное.
Довольно смутные предание о лжепророке представляют любопытный материал для воссоздания того времени (конца VIII века). Разве не приковывает внимание хотя бы сцена вроде следующей: приверженцы умоляют Моканну, побежденного и опоясанного вражескими войсками, явить своим защитникам свой пресвет- /141/ лый лик. ‹Вы не вынесете сияния» . - «Все равно: пусть придет смерть, лишь бы нам узреть тебя»!
К вечеру они сзываются. Толпы вооруженных людей «в белом» ждут, затаив дыхание у входа в укрепленный дворец лжепророка. Он же расставляет за стенами своих многочисленных жен с зеркалами в руках. Заходящее солнце отражается на них. Блеск становится невыносимо ярким. «Откройте ворота, покажите меня моему народу!» слышится приказание. И пораженные видением, в полнейшем благоговении, ряды воинов падают ниц: «Довольно! Пощади! Скройся! Мы верим!»