От Калмыцкой степи до Бухары - страница 40

Перед большой палаткой, на каком-нибудь маленьком пригорке, среди равнины, днем, при ясной погоде, съезжаются: чарджуйский бек (губернатор с обширными полномочиями), его свита и наш военно-чиновный мир. Мундиры, сюртуки, пестроцветные халаты скучиваются, смешиваются. Поодаль видны экипажи, казаки, солдаты, рабочий и торговый люд.

Громадная конная толпа туземцев, в самой разнообразной и пестрой одежде, нетерпеливо топчется пред очами своего начальства, ожидая, когда начнется забава. Наконец она начинается. Под ноги тесно съехавшимся лошадям бросается только-что зарезанный молодой козел черного цвета. Резкие крики глухо вырываются из груди всадников. Содроганье пробегает /176/ между ними. Все стараются надвинуться на место, где упало животное, пригибаются к земле, понукают коней, как бы для оказания помощи хозяевам. Упорная борьба. длится иногда несколько томительных минут. Собственно, ничего не видишь, ничего не понимаешь в этом медленно развертывающемся смятении. Но вдруг картина меняется. Кто-нибудь ловко и сильно схватил добычу, пробивает себе дорогу между ` наездниками и, если лошадь его понятлива, резва, то далеко выносится за черту предыдущего состязания. Противники гонятся, отстают, настигают, широкою лентою тянутся то здесь, то там позади счастливца. Козел часто переходит из рук в руки. Венец искусства заключается в том‚ чтобы стремительно кидаться по сторонам‚ так сказать, перелетая с места на место, измучить соперников и сбить их с толку, первому прискакать в бековскому шатру и швырнуть к его подножию мертвое животное. Добыче случается быть истерзанной на куски. Кому достается нога, кому голова. За одним «козлодранием» следует второе, третье и т. д. Любители-туземцы ожесточаются, забывают, где они и что они, ежеминутно грозят повалить палатку с начальством. Но она бдительно охраняется ярко разодетыми бухарцами (из свиты /177/ губернатора), которые большими, увесистыми палками отсыпают удары, по чему попало, направо и налево, по людям и коням. Зрителям положительно должно надоедать нелепое времяпровождение туземцев. На потеху можно смотреть с любопытством при ее начале, но они, видимо, игры не знают. «Лошадей калечат‚ больше ничего», выражается про них один здешний полковник - киргизский султан Букеевской орды. Лучшее изображение «байги» я встретил в красивом издании Мозера – «A travers l’Asie centrale».

Желая иметь некоторое представление о старом Чарджуе, я отправился туда. Он расположен верстах в десяти от нового, на левом же берегу Аму-Дарьи, хотя слегка в стороне от нее - из опасения наводнений - а также южнее железной дороги, пересекающей оазис. И то уж вся местная жизнь, с внешней точки зрения, слишком быстро теряет свой среднеазиатский отпечаток былого обособления, замкнутости! Русский город в течение целого дня полон туземцев, да и мы свободно гуляем по бухарскому.

Какова его древность? чем он замечателен? Пока я располагаю скудными сведениями. В этой полосе с очень давних пор известен  /178/ центр, не лишенный как торгового, так и стратегического значения. В давние времена он именовался Амуйе, или Амулие, Амоль, отчего, будто бы, произошло название протекающей около реки. В X столетии нашей эры, когда в Бухаре правил могущественный Измаил (из иранского дома Саманидов), в числе владений его упоминается вышеозначенный город. У последнего еще перед чем появлялся знаменитый арабский полководец Кутейба, затем проходили в XIII веке монгольские воители. Позже начинает слышаться теперешнее наименование. После укоренения узбеков в Западном Туркестане и при стремлениях с их стороны досадить ненавистным иранцам-иноверцам, Чарджуй всегда оказывается на пути следование войск, нападавших на Персию. Не даром Надир-Шах, усилившись, нашел зачем нужным временно отнять у Бухарцев, в 1740 г.‚ этот пункт, где, благодаря слегка ослабленному течению и меньшему разливу, издревле существовала сравнительно хорошая переправа через Аму-Дарью. Утверждалось, что именно тут переправился Александр Македонский. По крайней мере, на это как бы указывает присутствие остроконечных холмов, которых в другом месте нет у реки, а по словам истории, /179/ великий завоеватель, прибыв к ней, именно на таких-то возвышенностях велел разводить костры, чтобы растянувшееся по пескам истомленное войско шло на огни, догоняло полководца.