От Нила к сцене. Далида - страница 2

стр.

Как далеко это все... Более тридцати лет.

Постепенно состоялось наше знакомство, а потом и узнавание, ведь она не могла долго не замечать нескольких тихих безумцев, которых встречала повсюду на пути своих турне и концертов. И положение привилегированных поклонников, которое она признала за нами раз и навсегда, стало для нас бесценным подарком. Зная о наших сложностях, наших проблемах и обо всем, на что мы шли, чтобы увидеть ее, она иногда сажала нас в свой «Мерседес» и привозила домой или на вокзал... Как вспоминаются теперь эти моменты в ее уютном автомобиле, в темноте ночи, где мы ощущали ее аромат, где мы упивались словами, обращенными к нам, где видели в полу мраке ее профиль – только для нас... Бесподобные воспоминания...

L’innamorata

Из поклонника я мало-помалу превращался в журналиста, я встречался с ней как профессионал с профессионалом, но всегда с той же неизгладимой нежностью. В ответ на каждое предложение об интервью она смеялась; ведь она прекрасно знала, что мне известен любой ответ еще до того, как я задам вопрос. Но она ни разу не отказала. Кроме того, она часто звонила мне с просьбой встретить ее в аэропорту Ниццы или Марселя и послужить ей в качестве шофера. И каждый раз, приезжая в Париж, я непременно бывал на улице Оршан, в ее священной и такой жаркой пещере.

Все это оставило незабываемые воспоминания о юности, проведенной возле звезды - воспоминания сказочные; воспоминания, неотделимые от ее песен.

А потом однажды, почти без предупреждения (несмотря на два тревожных сигнала, один из которых был особенно настойчивым), ты нас оставила - нас, твоих друзей, твоих обожателей. Ты, которая пела «я хочу умереть на сцене», ты ушла одна, без лазерных лучей, без прожекторов, без занавеса, без публики, без аплодисментов... С тобой было только одно прекрасное светлое платье.

L’innamorata решила, что должна уйти. Узнаем ли мы когда-нибудь, почему? Будем ли мы по-прежнему жалеть, что не сумели понять, что не смогли ничего сделать, что не услышали призыв о помощи?

Но она была твердой, она сделала выбор, она приняла решение, и я думаю, никто и ничто не могли встать на том пути, который она выбрала – потому что она не хотела больше жить, она так решила. Можно сожалеть о ней, но нельзя ни обвинять ее, ни желать ее вернуть.

Когда Далида ушла, я собирался написать серию портретов артистов, с которыми соприкасался достаточно давно, чтобы они стали моими друзьями. Главной среди них, конечно, была Далида. За несколько недель до этого я разговаривал с ней по телефону, так как мы делали прямую передачу по радио, посвященную ее фильму «Шестой день». Мы договорились увидеться в Париже, чтобы подробнее обсудить этот новый кинематографический опыт, чтобы дополнить и уточнить ее портрет. Эта встреча так и не состоялась, и я должен сказать, что отчасти забросил тогда проект моей книги.

А потом я собрал свои записные книжки, свои кассеты, свои документы, свои фотоальбомы и начал раскладывать все это, приводить в порядок, разбирать. Естественно, что относительно Далиды у меня было бесчисленное количество документов и записанных интервью и, прослушивая их, я был удивлен, как много из того, что она доверяла мне, противоречило ее последнему жесту и многое ставило под сомнение.

Как в первый день

Но вернемся к началу: почему я выбрал Далиду и никого другого? Откуда такая безумная любовь к этой темноволосой итальянке?

Самая первая причина зависела от случая, насколько ему можно доверять: однажды вечером, когда мне было 10 лет, я получил хорошие оценки в школе, и мне разрешили посмотреть телевизор – высшее счастье. И тем вечером, в передаче Жаклин Жубер, я увидел певицу, чьи глаза были так же черны, как волосы, и чей низкий голос перекатывал звук р в песне «Bambino» , как вода в реке перекатывает гальку. И я влюбился, окончательно и бесповоротно!

Постепенно это первое обожание превратилось в глубокую привязанность, в огромную нежность, в искреннюю дружбу, которая ни разу не была обманута. Проходили годы, я приближался к ней и узнавал ее все лучше и лучше.