От звезды до звезды - страница 11
– И долго…
Остаток фразы потонул в очередном раскате. На этот раз свечение на кончике скальпеля стало ярче, а затем жидкий мрак начал расступаться. Йонге отчетливо видел реющие в воздухе пылинки. Заряженные электричеством, они светились и суетились, как планктон. Сразу стало вдвойне радостно, что у них имелись респираторы. Панорама огромного зала проступала все явственней. Строил его кто-то титанический; волей-неволей лезли мысли о какой-то великой древней расе – столько барельефов было натыкано в обычном служебном помещении.
– Чешется, – пожаловался Рудольф.
Йонге и сам чувствовал, как начинает зудеть кожа. Что уж говорить про волосы. Он энергично почесал в затылке, почесал загривок, поскреб по животу, проклиная природные явления.
– Кому суждено быть убитым током, тот не поджарится? – прогундосил Рудольф и тут же раскатисто чихнул.
– У тебя что, аллергия на ионы?
– На светящуюся пыль, – поправил его Рудольф и снова чихнул. – Твою мать!
– Попробуй не чихать хотя бы десять минут, я еще не дорезал.
– Ладно-ладно.
Рудольф коротко содрогнулся, давя очередной чих. Йонге прицелился сделать последний надрез. На всякий случай выждал несколько секунд, чтобы закон Мерфи успел отработать. Ничего не происходило, и он коротким уверенным движением резанул последний раз.
Словно и впрямь аплодируя хирургу, небеса разверзлись с новой силой. Атмосфера почти вспыхнула ветвистыми разрядами – от одной пылинки к другой, все быстрее и свирепее. Инстинктивно пытаясь спрятать лицо, Йонге быстро нагнулся.
И на него рухнул потолок.
Удар был такой силы, что сначала Йонге даже не ощутил ничего, кроме костедробильного сотрясения: самым пугающим ощущением было четко ощутимое движение глазных яблок в глазницах и явственно сместившиеся в носу хрящи.
А потом Йонге стало очень больно.
Он захрипел, пытаясь поднять голову, руку, повернуться, хоть что-нибудь… И по-прежнему ничего толком не видел, хотя яркий свет постепенно гас: градом катящиеся слезы не давали рассмотреть окружающий мир. Дышать тоже не получалось: Йонге разевал рот и тщетно пытался втянуть воздуха, но легкие застыли и не собирались двигаться.
Отчаянно клацая зубами, он внезапно наткнулся на твердое и стиснул это изо всех сил. Твердое сжалось, а потом брызнуло пронзительной горечью.
И боль прошла.
Йонге облегченно разжал зубы, выпуская прокушенный наконечник мед-инъектора. Спасибо доброму гению «Цейс Индастриз», предусмотревшему и жидкие формы лекарств, и анализатор химической активности в слюне человека… Спасибо, боже, за лошадиную дозу анестезии…
Йонге попробовал снова повернуть голову, наслаждаясь ушедшей болью. Чересчур сильно наслаждаясь. Просто непотребным образом.
Мысль о такой-то матери пришла одновременно с вопросом, насколько лошадиной была доза.
Он имел очень слабое представление о лошадях и прочих земных животных, нынче водящихся только в заповедниках, но знал градации: мышиная доза, нормальная, лошадиная и слоновья. Кажется, даже слоновья была недостаточной в сравнении с принятой им.
– Йонге! Йонге!
Голос Рудольфа пробился сквозь вату в ушах.
– Йонге, ты живой?!
– Да-а, – проскрипел Йонге, роняя каждый звук отдельным колючим шариком.
– Слезь с меня, придурок! Раздавишь!
– Н-н…
Йонге хотел сказать, что не может, но слова окончательно застряли в горле. Каждый раз, когда он шевелился, приятное давление на спину возрастало. Он поерзал, и острый приступ чистого физического удовольствия пронзил его от плеч до самого паха, тут же стекая в яйца и каменно там затвердевая. Йонге уперся в пол обеими руками, приподнялся, не стерпел наслаждения и лег обратно. Рудольф был такой горячий, такой мокрый…
Йонге с тупым удивлением смотрел на собственные руки и никак не мог понять, когда они успели превратиться в иглобразов. Тонкие коричневые иглы торчали из тыльной стороны ладоней. Сверху коричневые, у основания красные. Все руки красные. Пол красный.
Боже-боже, как хорошо, он сейчас просто умрет…
– Рудольф, – язык еле ворочался. – Помоги, Руди.
– Да чтоб тебя!
Рудольф приподнялся, выжимая атлетический вес, и Йонге заорал. Член дернулся, выплескиваясь прямо в штаны. Рудольф резко подался вниз, вновь укладываясь на пол. Йонге заерзал, причиняя себе все больше повреждений – и удовольствия, – и медленно перетащил неподъемные руки на плечи Рудольфа.