Отёсовцы - страница 2
Намуслив папиросу, бородач залепил ее и, положив на кремень кусочек трута, кресалом начал выбивать огонь. При этом приговаривал в такт:
И, когда задымился трут, ловко приставил его к концу папиросы.
— Как пахнет трут-то, — сказал малец.
Бородач раскашлялся от табака.
— Надо бы со своим смешать… крепкий маньчжурский, — сказал сквозь кашель.
По правую руку от дороги показались казармы. Стояли они громадные, цвета моркови. На площади военного городка шли строевые занятия.
Офицеры держались обособленно, в стороне от марширующих солдат. Отчетливо выбивалась из шума команда:
— В ногу!
Враз отзычивали солдаты:
— Айть, два, три!
— В ногу! — подзадоривал командир.
— Айть, два, три! — отвечали солдаты.
— Левой! — поддавал командир.
— Айть, два, три!
Бородач мотнул носом в сторону городка:
— На убой обучают. Неделю поманежат — и на фронт.
— Известно, на убой, — согласился малец.
— Ной-ты, шкура барабанная! — хлестнул бородач клячу и заерзал на месте, — Петруху-то моего вот-вот возьмут… на очереди он.
Малец чуть приподнялся.
— Пойдет, так возьмут, — выпалил он, — а не пойдет служить белым, так и не возьмут.
Бородач уставился на мальца.
— А ты, молодец, далеко ли едешь? — спросил он.
— Да к вам еду, — ответил малец. — В Ардаши… У вас сестра служит писарем…
— А-а-а, — протянул мужик, — что ж это, стало быть, ты брат Алёны Михайловны?
— Ну да, вот к ней и еду.
— Папаше-то, видно, в городе не прокормить было вас? — хозяйственно спросил мужик погодя.
— Ну вот, — откинулся малец, — у нас же папаши нет.
— Помер родитель-то? — подивился мужик.
— Какое помер! Его же расстреляли…
Бородач вытаращил глаза.
— Депутатом был тятька в Совете, — продолжал малец, — ну и потерялся при перевороте. А после уж в газетах писали: так и так, тятька, пойманный, хотел с-под конвою сбежать. За то будто его и пристрелили.
— Вон чего! — дивился мужик.
Дух перевел малец и с азартом продолжал:
— А вот Антропов говорит, что тятька на самом деле сбежал с-под конвою. Будто теперь отряд себе набрал где-то там в тайге за Ардашами и орудует против белогвардейцев.
— Фамилия чья у вас? — спросил бородач.
— Как чья? Наша…
— Понятно, ваша, а как пишется?
— Бударин наша фамилия. В городе-то все знают. И в газетах писали про тятьку. Только будто он теперь под другой фамилией орудует. Антропов говорил.
По сторонам дороги начался мелкий березник. Справа в березнике паслось большое стадо рогатого скота. Тучные ходили коровы и быки, еле сгибая шеи.
— Это вот всё одного буржуя стадо, — сказал малец, — полковника Зелинского.
— Не было по Сибири помещиков — так обзавелись теперь, — сказал бородач. — Стало быть, на это обзаведенье и вышибают с нас подати…
Пасли стадо два пленных австрийца, оба в истрепанных серых мундирах.
— Небось картузный курят, — оглядел бородач пастухов. — Чехи вот тоже пленные были, а теперь господа первый сорт. Они-то и схлопотали нам царя-Колчака. — Бородач круто повернулся к парнишке. — Так, говоришь, в тайге орудует теперь папаша? — спросил его.
— Да нет, — протянул малец, — не я это говорю… Антропов говорит…
Город уже совсем скрылся. Только крыши казарм виднелись позади.
— У нас по одному парню четыре года панихиду служили, — точно вспомнил мужик, — похоронная пришла с фронту…
— А он жив вернулся?
— Нет, не вернулся — во Франции живет. Женился там и хозяйством обзавелся.
— Нет, — сказал малец, — тятьке не уехать в другое государство. Не иначе как в тайге он.
Бородач задергал вожжами.
Впереди без конца тянулся окопанный по обе стороны тракт. У самой дороги торчал перевитый бело-черной краской верстовой столб.
Малец точно спохватился:
— А как тебя, дядя, зовут?
— Зовут Зовуткой, а поп окрестил Трофимом, — ответил мужик.
— А меня Алешкой зовут.
Бородач чаще задергал вожжами и хлестнул клячу.
— Вот те, Олешка, и Еркутский тракт.
Глава II
Загадка «Кабы я встала, так бы небо достала» будто от Иркутского тракта идет. Ох и тянется эта дорога, тянется этот тракт. От города Томска до самого Иркутска тянется. Может, за Иркутск, до Маньчжурии доходит…
Кто только не ездил, пешком не ходил по Иркутскому тракту! Особо когда еще не было чугунки.