Относительность счастья - страница 2

  Весь день он бродил по санаторию, осматривая вверенную под его охрану территорию. Новый забор возвели добротный - бетонная стена, высотой около двух метров, прямо как в воинской части, где он служил по молодости, только "колючки" не хватает. В отдаленном от самого здания закутке, он нашел несколько яблонь, деревья немного одичали, но продолжали плодоносить. Вся земля возле стволов была усыпана желто-зелеными шариками падалицы. Подняв несколько яблок, Алмаз вытер одно из них об себя и надкусил. Кислятина. Надо подождать еще с недельку пока дозреют. Кроме главного корпуса, на территории санатория было еще два здания поменьше: какое-то подобие клуба в его советском понятии, и столовая. Но двери и окна обоих зданий были накрепко заколочены и заварены стальными прутьями.

  В главном корпусе, или как его прозвал Алмаз - ските, запертой была лишь одна дверь, которая вела в подвал. Тяжелые створки были перекрыты металлическим засовом с амбарным замком. Алмаз попробовал подобрать к нему какой-нибудь ключ из связки, но подходящего не нашел и бросил эту затею. Врядли за этой дверью есть что-нибудь, кроме котельной и прочих коммуникаций здания. За осмотром санатория. Алмаз совсем не заметил, как наступил вечер. Закатное солнце бросило в окна алый свет, словно лучи проходили через фужер светлого красного вина. В этом отдаленном от цивилизации месте, восприятие красоты обострялось, и Алмаз старался уловить каждое мгновение великолепия, происходящего вокруг него. В суете повседневной жизни люди часто не замечают, насколько превосходны и шедевральны картины, которые пишет природа в своем непринужденном ежесекундном воплощении.

  Алмаз оперся руками на подоконник одного из номеров на третьем этаже и смотрел на закат. Солнце опускалось и восходило точно так же уже миллиарды раз, и ничего не изменит эту константу. И его горе ни как не повлияет на незыблемое светило, в принципе, так же как оно и не повлияет ни на кого из людей. Кто-то, может, пожалеет его про себя, но больше всего Алмаз терпеть не мог жалость. Жизнь теперь ему самому казалась просто пустым и бессмысленным существованием. Еще с армии он мечтал о большой семье, и не понимал своих сверстников, жалеющих о ранних детях. Постоянно нянчился с детьми братьев. Известие о бесплодии было для него, как гром среди ясного неба. Из веселого и разговорчивого человека в один день он превратился в нелюдимого и замкнутого. Алмаз чувствовал, как что-то внутри него умерло, что-то важное и дающее ему силы жить. Он превратился в пустую оболочку без содержания, продолжающую жить по инерции. Но здесь, наедине с природой он чувствовал себя лучше. Как безмолвный зритель, он наблюдал за, пожалуй, лучшими декорациями в своей жизни.

  Слегка перекусив на ночь, он уснул, как не спал уже давно. Все мысли, словно косяк вспугнутой рыбы, исчезли из головы, и Алмаз погрузился в объятия морфея как младенец. Утром он проснулся легко, как вынырнул из прохладной воды: освеженный и полный сил. Приготовив нехитрый завтрак, он с тарелкой в руках поднялся на крышу и сел на самом краю, свесив ноги. Воздух был кристально чист и свеж, пахло свежей росой. Наблюдая за восходом, Алмаз поел и раскрошил остатки хлеба по потрескавшемуся гудрону. До приезда проверяющего оставалось еще шесть дней: проверки будут проходить каждую неделю. Все остальное время он был предоставлен полностью себе, с внешним миром не было никакой связи, даже сотовые здесь не ловили.

  Алмаз решил еще раз пройтись по главному корпусу и осмотреть его еще раз. Зайдя в один из номеров на втором этаже, он внимательнее осмотрел кафельную плитку и нашел места крепления умывальника с остатками водопроводных труб. Это удивило его еще сильнее: так умывальники размещали только в палатах больницы, но ни как не в номере санатория. Алмаз решил еще раз внимательнее осмотреть все здание. На наличие в корпусе, каких либо операционных или ординаторских ни чего не указывало. На каждом этаже, кроме номеров, был только кабинет дежурного по этажу, да пара технических кладовок. Но, внимательно осмотрев бетонные лестницы, он нашел небольшие отверстия от крепежных стержней. Скорее всего, раньше здесь были направляющие для подъема больничных каталок. Опять же, такие рельсы встречались только в больницах, а не в оздоровительном санатории. У Алмаза возникла куча вопросов, но еще как минимум шесть дней он не получил на них ответы. Решив дождаться проверяющего и у него подробнее расспросить о прошлом здания, Алмаз оставил обыск и вернулся к прогулкам по территории. Но странное тревожное чувство засело, где то глубоко внутри, и прежняя умиротворенность улетучилась, как утренний туман при первых солнечных лучах. Вдобавок у Алмаза появилось чувство, что за ним постоянно кто-то наблюдает. Часто он чувствовал на себе пристальный взгляд, но осмотревшись по сторонам, понимал, что это просто мираж. На всякий случай, Алмаз прицепил к поясу кобуру и постоянно носил с собой табельный ИЖ-71, так он чувствовал себя спокойнее. Тревожное чувство, по непонятным причинам, усиливалось, и на третий день ему начали слышаться шаги и тихий шепот. Алмаз все меньше выходил из здания, и больше времени проводил в своей комнате. Он все явственнее ощущал чье-то присутствие, ни кого на территории не видел. Ему порой казалось, что он сходит с ума и его воспаленное воображение просто играет с ним. Алмаз пытался успокоить себя, повторяя вслух, что это просто миражи. Но как он ни старался, чувство чужого присутствия его не покидало.