Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой - страница 33

— Хватит! — скомандовала она.

Я посмотрела на соседние вагоны. Наши проводницы уже слезли с них и поспешно собирали уголь.

Я тоже спустилась. Как только очутилась на земле, пришла в себя. И вдруг рассердилась на Тамару:

— Зачем ты заставила меня скидывать чужой уголь?

Тамара только усмехнулась из тамбура.

— Давай иди в вагон, уже отправление дали, — сказала она и стала вываливать черные комья в ящик возле топки.

В купе дядя Федя посмотрел на мои грязные руки, на рассерженное лицо и спросил:

— Уголь, что ли, добывала?

— А разве можно воровать его с чужих вагонов? — ответила я вопросом.

Дядя Федя покашлял в ладонь, вздохнул:

— Оно, конечно, вроде бы и нельзя, — сказал он. — А только и девок винить не приходится. Видишь, как холодно. А угля им дали чуть-чуть. Пассажиры ругаются — и так и далее…

— А как же разрешают?

— Да не больно и разрешают. Видно, никого не было. А иной раз и увидят, да отвернутся. Что тут будешь делать? Людям ведь холодно.

Я пошла вымыть руки. Может, правда, для людей можно? В вагонах действительно холодно. Из туалетной навстречу мне вышла женщина с малышом, и я совсем успокоилась: пусть ему будет тепло.

— Скоро хорошая станция, — сказал дядя Федя, доставая из ниши мешок. — Картошки надо купить.

— Сколько минут стоим?

— Десять.

Я решила: раз большая станция, пойду на ту сторону караулить ремень.

Так и сделала. Ко мне сразу подбежала женщина с ведром чудесной крупной картошки.

— Надо? — шепнула она.

— Мне дядя Федя купит, — любуясь гладкими картофелинами, сказала я, и женщина нырнула под вагон.

Я ходила вдоль поезда по безлюдной стороне перрона и прислушивалась к многоголосому шуму, доносящемуся из-за состава.

«Большой базар», — подумала я и хотела пойти взглянуть на него, но мое внимание привлек человек, вылезавший из-под соседнего вагона. Он направился в мою сторону, но тут же остановился.

«Может, думал, что никто не караулит ремень и хотел срезать?» — пронеслось в голове, но сразу стало неловко от этого подозрения: человек был совсем пожилой, почти старик. Под мышкой у него торчал пустой мешок.

Не дойдя до меня, он присел на бревна и стал вынимать из кармана смятые деньги и пересчитывать их.

«Картошку продал», — догадалась я.

Паровоз дал гудок. Я вошла в тамбур. Тамара торопливо выскочила из вагона и высунула в дверь руку с желтым свернутым флажком.

— А что это Клавы не видно? — миролюбиво обратилась я к ней.

— Спит в Маруськином вагоне, — по-хорошему ответила Тамара. — Ей в ночь заступать.

Мне было приятно, что отношения наши с Тамарой наладились, и я не торопилась уходить. Проплыли последние строения станции, а мы все стояли у открытых дверей.

— Сейчас натоплю вагон, — сказала Тамара и пошла к топке. Настроение у нее было хорошее.

Дядя Федя тоже был доволен.

— Картошки купил два ведра, — кивнул он на мешок. — Сеструхе твоей дадим. Перебивается, поди, тоже. Сколько ей годков-то?

В последний раз я видела сестру очень-очень давно. Еще был жив папа. Наташа приезжала к нам на каникулы, потому что никого у нее, кроме нас, не было. Мама умерла, когда она была совсем маленькой, а через несколько лет умер и отец — родной брат моего папы. У Наташи была большая светлая коса и выпуклые близорукие глаза. Когда она читала, то низко и как-то боком склонялась над страницей и пальцами пощипывала ноздрю.

— Наташка, нос! — шутливо щелкал ее по руке папа, и она какое-то время читала, не трогая носа, но потом забывалась, и снова рука ее тянулась к лицу.

Наташа очень любила моего папу. Мне было тогда лет восемь, а ей около двадцати. Значит, сейчас ей двадцать восемь примерно.

— Замужняя? — поинтересовался дядя Федя.

— Не знаю… — неуверенно сказала я.

Когда папа умер, Наташа перестала к нам приезжать, хотя мама всегда ее приглашала. Она написала, что не хочет быть в тягость, потому что маме и так трудно воспитывать двоих детей. Тогда мама однажды сама съездила во время отпуска на Украину, где Наташа начала учительствовать в сельской школе. Вернулась успокоенная.

— Наташа хорошо устроилась, увлечена своим делом, — сообщила она нам.

Иногда сестра присылала в письмах фотографии. То она в кругу ребятишек, своих учеников, то одна на полянке.