Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой - страница 34

— Мы все вместе съездим к ней, — обещала нам с Борькой мама.

Но дорога стоила недешево, и поездка откладывалась.

А года три назад письма стали приходить из Москвы. Мама сказала, что, видимо, Наташа вышла замуж, хотя ничего определенного из писем понять было нельзя. Сестра вообще довольно скрытная, замкнутая. Мама говорила, что у нее такой характер от нелегкой жизни.

Это все, что я знала о моей двоюродной сестре. В последнее время мы с ней изредка переписывались.

— Ну, вот, дадим ей картошки… и так и далее, — заключил разговор дядя Федя.

Под вечер он ушел покурить к поездному вагонному мастеру, а я стала готовить ужин. Начистила картошки, в раскаленную топку бросила железные пластины и, пока они нагревались, зашла к Тамаре. Она отодвинулась к окну, и я села, волнуясь, потому что это было совсем новое в наших отношениях.

— С кем ты живешь? — тоже немного смущенно проговорила Тамара.

— С братом.

— А родителей нет?

— Нет.

Тамара задумалась, глядя в окно.

— Ты давно проводницей работаешь? — спросила я, чтоб поддержать разговор.

— Три года.

Я хотела узнать, нравится ли ей эта работа, но услышала торопливые шаги и увидела в дверях Витьку.

Я никогда не знала его таким. Глаза вытаращены, на лице — страх. Увидев меня, он растерялся на миг, но тут же перевел глаза на Тамару и вполголоса отчаянно проговорил:

— Идут! С хвоста!

И мгновенно скрылся, буквально побежал по вагону обратно.

Я взглянула на Тамару. Лицо ее побледнело, затем покрылось красными пятнами. Она сидела не шевелясь, потом вдруг вскочила и, схватившись за ремни на окне, стала тянуть их вниз. Стекло опустилось, в купе ворвался холодный ветер. Тамара задвинула дверь, повернула защелку и, опустившись на колени, полезла под скамейку.

Я стояла, прижавшись к дверям, ничего не понимая.

А Тамара с трудом вытянула из-под скамейки большой, заполненный до краев мешок. Хотела его поднять, не смогла.

— Берись! — тяжело дыша, приказала она, и я схватилась за низ мешка. Мы еле-еле поставили его, и Тамара стала развязывать шнурок.

— Поднимай! — свистящим шепотом скомандовала она, и я, напрягая силы, вместе с ней потянула мешок вверх. Вот он уже на столе.

— Поднимай выше!

Тамара перекинула за раму верхнюю часть мешка, и из него волной хлынули вниз крупные картофелины. Она вырвала у меня мешок и с силой толкнула за окно.

Потом вытащила из-под стола большую кастрюлю, откинула крышку скамейки.

— Нагребай! — задыхаясь, бросила мне и стала пригоршнями кидать картофель из ящика в кастрюлю.

Я оцепенела от охватившего меня ужаса. Тамара наполнила кастрюлю — ив окно! Заполнила снова — и в окно!

— Да помогай же! Ревизия идет с хвоста! — зло крикнула она.

Я словно проснулась.

— Не буду, не буду! Бессовестная! Как не стыдно, как не стыдно!

Бросилась на стол и расплакалась с горьким беспомощным отчаянием.

А она, навалившись на меня всем телом, снова выбросила картошку за окно.

— Не смей! Не дам! — схватила я ее за трясущиеся руки.

Она приоткрыла дверь, посмотрела вдоль вагона.

— Иди, — проговорила устало. — Уходи, говорю. Не буду я больше.

И вытолкнула меня, снова закрывшись на защелку.

Я зашла в свое купе и, прижав ладони к пылающему лицу, опустилась локтями на столик, бессмысленно глядя в окно. И вдруг за стеклом замелькало, замелькало: Тамарка продолжала выбрасывать картошку!

Я зажмурилась, сдерживая рыдания, и как наяву увидела нашу кухню. Тетя Саня, как Чапаев, разложила на кучки восемь картофелин, которые я ей дала, и высчитывает, сколько раз она унесет пюре Мишке в садик…

Я не могла больше оставаться одна. Не зная еще, куда пойду, направилась в дальний конец вагона. Потом по фартукам перешла в соседний. Там было спокойно. Маруся, не замечая меня, вышивала на пяльцах, возле нее у столика сидела Клава и, охватив руками книгу, читала.

Рядом — купе Витьки. Шагнула к открытой двери.

Витька смотрел в окно. Почувствовав, что кто-то вошел, он повернул голову.

С минуту мы молча глядели друг на друга, потом он отвернулся.

— А где… ревизия? — спросила я непослушными губами.

Витька не повернулся.

— Я тебя спрашиваю…

Он быстро взглянул на меня, и глаза его озорно блеснули.