Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой - страница 7

— Ничего, попривыкнет, — сказал дядя Федя.

Я открыла глаза от сильного толчка. С минуту лежала, ничего не понимая. Вокруг позвякивало, побрякивало, скрипело. А самое меня будто положили в корытце и тихонько покачивали из стороны в сторону.

Откуда-то веяло свежестью. Я повернула голову и увидела за окном серую, чуть просвечивающую мглу.

Вспомнила! Еду, еду, еду! В Москву еду!

Я так стремительно опустила голову, что чуть не слетела с верхней полки. Всмотревшись, увидела: дядя Федя, как был, нераздетый, спит лицом к стенке. Большое тело его, с круто согнутыми в коленях и бедрах ногами, покачивается от движения поезда. Руки переплетены на груди.

Вчера он сказал мне:

— Сиди тут, в купе, а я пойду надену ремень на динамо-машину.

Достал из ящика большой ремень, осмотрел, прощупал, подровнял ножом обмахрившееся место и ушел.

А потом началась посадка. Я встала в дверях купе, чтобы ничего не пропустить. Вот они, первые пассажиры. Вместе втиснулись в двери и поэтому никак не могут пройти. Двое мужчин и женщина с красным взволнованным лицом. Взяли бы чуть отвели плечи и пропустили ее. Нет, лезут все вместе. А сзади уже напирают, напирают, слышатся сердитые голоса:

— Ну, чего вы пробку создали? Проходите! Кому говорят?

Я рванулась к дверям, схватила женщину за рукав и что есть силы потянула к себе. Она тоже поднатужилась и вылетела ко мне с чемоданом и двумя туго набитыми авоськами. А за ней и мужчины, и еще, еще… Я не успела заскочить в свое купе, меня утолкали вперед, вдоль вагона.

— Тьфу ты, пропасть какая народу, — заняв местечко и крепко вытирая платком лицо, сказал пожилой мужчина. — И куда едут?

— А ты куда едешь? — ехидно спросила женщина, которой я помогла протиснуться. Волосы ее распались, и сейчас она, прибирая их, накручивала на руку темный блестящий жгут.

Мужчина грустно покачал головой.

— Рад бы не ехать, матушка. Да сына у меня тяжело ранило. В госпиталь к нему еду, — вздохнул он. — Не знаю, застану ли…

Женщина охнула, уронила руки на колени. Волосы темной змейкой раскручивались на груди.

Вагон наполнился, но люди все входили и входили. Молодые сразу лезли на верхние багажные полки, старые присаживались на краешки нижних, загородив чемоданами проходы.

Было много военных в шинелях, в защитных гимнастерках с широкими коричневыми ремнями. Уж они-то, ясно, куда едут. На фронт, воевать.

Я стала пробираться к своему купе.

— Куда вы, девушка? Вот тут есть для вас местечко, — встал и загородил мне дорогу молодой лупоглазый сержант и, взяв за руку, хотел посадить на свое место.

— Нет, нет, спасибо, — смущенно сказала я. — Я иду в свое купе. Я тут работаю.

— Проводничка, значит? — ухмыльнулся парень и бесцеремонно раздвинул сильными руками спины двух пассажиров, склонившихся над вещами. — Посторонитесь, граждане, пропустите начальство!

И сам дурашливо изогнулся, чтоб не мешать мне пройти. Я улыбнулась его шутке и сказала:

— Я не проводница. Я учеником электромонтера работаю.

Было немножко неловко от этого «работаю», но не стану же я ему все объяснять.

— О-о-о! — сержант откинул голову и округлил рот. — Хватай выше, значит?

Я двинулась дальше, осторожно перелезала через чемоданы и котомки, думая о том, что вот едет парень на фронт, неизвестно, что с ним будет, а он шутит себе, хоть бы хны!

Дядя Федя стоял в дверях купе и удивленно следил за мной.

— Чего это тебя туда занесло?

Я объяснила.

— Лезут сломя голову, нет, чтоб по порядку, аккуратно, — проворчал он. — Вагон-то наш плацкартный, это его на одну поездку в общий перевели, чтоб вокзал разгрузить… и так и далее…

Я не могла дождаться, когда поезд двинется. Удобно устроилась возле столика, приготовилась смотреть в окно. А дядя Федя все еще ходил да ходил взад-вперед.

Вагон дернуло, и я, как в детстве, прилипла носом к стеклу. Но опять все замерло. Мы стояли на месте.

— Паровоз прицепили, — пояснил дядя Федя.

Наконец поехали! Я к окошку, а дядя Федя — к щитку. Смотрит на него внимательно. Мне тоже пришлось посмотреть — неудобно как-то.

А на щитке все ожило, задвигалось. Я увидела, как осторожно, нерешительно закивала головкой стрелка. Подергалась, подергалась, а потом, будто решившись, подскочила и замерла, чуть дрожа.