Память земли - страница 33

— И все время в степи?

— А как же? Правда, отрывался на Хасан. И на Халхин-Гол. Да и на финскую. Ну и Великая Отечественная, конечно.

— А сюда, на Дон, как?

— По здоровью. Сельсовет маленький, легкий. Было уж охреновело, а сейчас мы — передний край. Правда, наркомовских ста грамм не дают, мимо, — ухмыльнулся Конкин, — а так все чин по чину. Вот-вот «воздух» объявят, начнут бомбить с Волго-Дона — держись!

Он поглядел вверх, будто летят самолеты, и опять царапнул Сергея:

— Так что вы уж не дезертируйте. Совестно приличному человеку бросать товарищей.

Комиссия совместно с сельсоветом и представителем от колхоза — Марией Зеленской разбила хутор по числу инвентаризаторов на четыре участка. Сделали это на карте параллельными линиями, прочерченными поперек главной улицы. Триста семьдесят семь дворов хутора и все артельные сооружения было решено описать за два месяца плюс десять дней на оформление документов и составление отчета.

В первое утро описи техник Римма Сергиенко вышла на закрепленный за ней участок, зажимая под мышкой новехонькую, выданную ей папку. Для инструктажа с Риммой пошел инженер Петров. Начали с углового дома Фрянсковых. На стук Петрова в калитку разъяренно залаяла привязанная у гусятника овчарка, но никто из дома не выходил. Петров стучал долго; овчарка крутилась на привязи вокруг себя, хватала и грызла чурбак, лежащий у гусятника. Наконец в дверях дома показалась Фрянчиха, видимо все это время выжидавшая в сенцах.

— Чего еще? — будто только услышав, крикнула она.

— Инвентаризировать ваше хозяйство, — стараясь быть корректным, мягко ответил Петров.

Фрянчиха постояла, потом пошла к калитке, впустила Петрова и Римму, но на овчарку не прицыкнула, молча разглядывала вошедших.

— Нам бы, — сказал Петров, — в дом пройти.

В доме Римма развязала тесьму своей папки, выложила на стол заточенный карандаш, ученическую резинку, большой чистый бланк и со всей аккуратностью вывела в верхнем левом углу:

— Дом — номер, пожалуйста, — попросила она Фрянчиху.

— Нема у нас номеров.

— Как же это — дом и без номера? — простодушно удивилась Римма.

Петров, стоя за ее спиной, сказал:

— Пишите: «Угол улицы Сталина и проулка…» Как именуется ваш проулок, хозяйка?

— А бес его знает.

— Ну, а все же, как вы говорите?

— Зовут и Крутой, и Чертячий, и так, что писать не схотите, — карандашик обломается…

— «…и проулка Крутого», — продиктовал Римме Петров.

С улицы вошел Фрянсков, молча остановился. Свои толстые, обшитые брезентом рукавицы он не кинул на ларь, у двери, а зачем-то стал засовывать в карман. Петров спросил:

— Вы хозяин домовладения?

— Я, Фрянсков Дмитрий Лаврович.

— Мы уже адрес записали, — педагогично-ласково объяснила ему Римма, — теперь будем дальше. Вот слушайте, — и она раздельно стала читать отпечатанное на бланке: — «В присутствии гражданина…» Здесь мы ставим «Фрянскова Дмитрия Лавровича». Значит: «В присутствии гражданина Фрянскова Дмитрия Лавровича, подлежащего переселению на другое место в связи с сооружением Волго-Донского водного пути, произвели осмотр его строений и установили следующее…»

— Вот и устанавливайте, — сказал Римме Петров, — только не копайтесь, у вас в плане два подворья на рабочий день! И, между прочим, «Лаврович» пишется без мягкого знака на конце… Я на соседний участок пройду.

Оставшись без начальства, Римма почувствовала себя лучше. Ей было жаль хозяина и особенно хозяйку, которая выражением сжатых губ и руками, сложенными на животе, походила на Риммину мать, оставленную в их квартирке в Москве. Римме хотелось побеседовать с хозяевами, пошутить, как инструктировал Конкин. Она даже приоткрыла рот, чтобы произнести хорошие слова, но не нашла их и только сказала, заискивая перед молчащими хозяевами:

— Вот видите, у нас тут графа: «Описание элементов строения». Мы сейчас и промерим ваш дом… Может быть, вы рулетку подержите? — Она протянула Фрянчихе конец ленты с колечком.

Пахнущая лаком новая липковатая лента ложилась на стены в сенях, в зале, проходила над кроватью поверх коврика с лебедями и грудастой девой…