Параллели сходятся - страница 15

стр.

И вот настало странное ощущение “невесомости”. Тогда я не мог применить это понятие. Сейчас же, вспоминая те ощущения, я представляю себе, что болтался в каком-то пустом пространстве и не знал, в какую сторону податься. А кроме того, я чувствовал и свою “невесомость” в смысле общественной полезности. И не только тогда, с самомнением юности, но и сейчас я верю, что даже в пятнадцать лет, коли есть у тебя творческие способности — неважно в какой области, — пора выходить за школьные стены и приносить радость самым разным людям, или, говоря канцелярским языком, заниматься общественно полезной деятельностью.

Вот с этим самомнением и жаждой той самой небесполезной деятельности я пришёл в редакцию комсомольской газеты “Молодой коммунар”. Показал кое-какие карикатуры и спросил:

— А что сейчас больше всего волнует редакцию?

Кто то из сотрудников пожаловался, что из комсомольских организаций очень мало присылают заметок. Нет конкретного материала.

— Мы всех своих сотрудников разослали по местам, — продолжал жаловаться белобрысенький паренёк. — Выжимают заметки как только могут.

Впервые я встретился с буднями редакционной кухни и по наивности усмотрел в нехватке заметок для газеты очень важную тему, которую бы надо осветить в печати. Казалось, мой опыт карикатуриста в рабфаковских газетах может пригодиться. Правда, я отдавал себе отчёт, что мы не затрагивали каких-либо серьёзных проблем, интересных широким массам, и мои карикатуры не поднимались выше сугубо местных событий. Высмеивались лентяи, отмечались недостатки столовой, быта в общежитии или, например, такой вопиющий факт: комната, где я жил с десятком товарищей, находилась на первом этаже. Ночью, когда все уже спали, в окно заглянули проходившие мимо земляки, друзья кого-то из наших ребят. Я проснулся от раздирающих звуков гармони и оглушительного топота. Оказывается, земляки решили отметить свою встречу традиционным переплясом. Кто кого победит — ребята из деревни Селезнёвки или из шахтёрского посёлка. Соревнование закончилось к утру — тогда КВН ещё не было, — и те, кто хотел уснуть, слышали нечто отнюдь не похожее на колыбельную: “Николай, давай закурим, Николай, давай закурим. Закуривай, Николай!”

Нарисовать это можно было смешно. Измученные, удивлённые лица на подушках. Кто-то затыкает уши. Кровать со спящим студентом переносят к двери, чтобы было просторнее плясать. Зверские, налитые кровью физиономии плясунов, работающих, как говорится, в поте лица. Зеленолицый гармонист с “козьей ножкой”. Танцоры были в красных, зелёных, голубых рубашках. Цветом я любил пользоваться в карикатурах, часто подчёркивая этим сатирическое отношение автора к своим персонажам. Но вот пришлось переучиваться на газетный рисунок пером, без всякой подцветки. А так как рисовальщиком я был слабым, то здесь потребовалось проявить максимум изобретательности, чтобы карикатура обратила на себя внимание. Причём, несмотря на бедность темы. Мучительно думал, к чему же прицепиться, чтобы показать, как трудно выжимать заметки у юнкоров и других комсомольцев, которые должны давать газете материал.

“Выжимать” — так определил эту трудность белобрысенький паренёк в редакции. Может быть, от этого и оттолкнуться? Я сейчас пытаюсь довольно примитивно передать мысленный процесс рождения карикатуры, как самое главное в её воплощении на бумаге. И нарочито ограничиваюсь мыслительными возможностями абсолютно не тренированного мозга шестнадцатилетнего юноши.

Вполне понятно, что сейчас мне не вспомнить весь мыслительный процесс перед тем, как рисунок постепенно возникал на ватмане. Да вряд ли в этом есть необходимость. Мне кажется, что тогда я отбрасывал ряд ассоциаций, вызванных словом “выжимать”. Можно выжать клей из тюбика. Допустим, нарисовать огромный тюбик с надписью “Синдетикон” — клей этот был общеизвестен, широко рекламировался, и я им часто пользовался. Но тут же отбросил эту ассоциацию. Выжимать-то нужно не клей, а заметки, а между ними нет прямой родственной связи, и даже напрашиваются некоторые противоречия. Нужны заметки, то есть добротный материал, а не тягучий клей. Выжимают виноградный сок, потом получается вино. Обыграть его можно как живительную влагу, источник хорошего настроения… Но тут же пришла отрезвляющая мысль: ну, а как конкретно ты изобразишь выжимание сока? Ты это видел? Нет, но читал — знаю, что виноград ногами давят в огромных чанах. Абсолютно неподходящая ассоциация. Кустарничество какое-то. Впрочем, наверное, есть специальные машины? Но как они выглядят? Неизвестно. И не только мне, но и большинству читателей. Возможно, что тут применяется какой-нибудь пресс? И мне вспомнился пресс для пробных оттисков газеты, видел в типографии, когда меня знакомили сотрудники редакции с типографским процессом. И стоило мне вспомнить, как выглядит пресс для оттисков, его огромный винт с рукояткой, за которую берутся двумя руками, как тут же в моём воображении отпечаталась карикатура: под прессом лежат смешные фигурки с растопыренными руками, рты раздираются в крике, из карманов летят какие-то бумажки, видимо — заметки, которые требовалось изобразить. И крутят винт пресса две мощные фигуры, налегая всем телом на длинные слеги, будто внутри карусели, запомнившейся мне с детства. Фигуры, олицетворяющие собой сотрудников редакции, один из них почему-то был в поддёвке, как “дядя Ваня” — арбитр чемпионата французской борьбы, выступающий тогда в Тульском цирке. Может быть, этим сходством я хотел подчеркнуть мощность пресса, а фигура в поддёвке, нарисованная со спины, могла напоминать ответственного редактора газеты. Я не решился повернуть его лицом к зрителям, так как шаржи с портретным сходством рисовать не умел. Впрочем, это было в данном случае необязательно. Многим ли в городе известен внешний облик редактора комсомольской газеты?