Париж на тарелке - страница 34

После обеда ко мне подходит Паскаль Барбо. Я нахваливаю его блюда, отмечаю, что в них явно ощущается влияние австралийской кухни. Особо сильный восторг у меня вызывает «пирожок» из фуа-гра. Месье Барбо кивает: это блюдо идеально подходит на роль фирменного, поскольку фуа-гра и грибы можно спокойно достать в любое время года. Месье Барбо со всей скромностью отмечает, что он всего-навсего выполняет работу, которая ему нравится. Дела у него идут в гору, чем он очень доволен. Ресторанчик маленький, так что он с работниками может полностью сосредоточиться на качестве. (Ему тридцать три года, а Кристофу Роа — тридцать четыре.) Чтобы поужинать в «Астрансе», надо бронировать столик за два месяца, а чтобы пообедать — за три недели.

Я высказываю мысль, что гребешки не худо бы присыпать нашей австралийской солью «Мюррей Ривер». Месье Барбо приходит в восторг и тут же просит прислать мне телефон и адрес электронный почты человека, с которым можно будет связаться по поводу поставок этой соли.

Паскаль Барбо пять лет проработал в трехзвездочном ресторане «Арпеж» у Алена Пассара. Пассар, полностью переключившийся на овощи в 2001 году и убравший из меню мясо, оказал на Барбо сильнейшее влияние. Впрочем, Паскалю также довелось сотрудничать и с Аленом Сендераном. Два года он прожил в Лондоне и год в Нумеа[9]. Мы беседуем о его жизни в Сиднее. Он готовил ужины в «Амперсенде» Тони Билсона, ресторане, выходящем на Кокл-бей. Месье Барбо признает, что Сидней расширил его кругозор. Он освободил его «в голове» — «дан ма тет».

Паскаль Барбо считает австралийскую кулинарную школу феноменальной в своей естественности. Австралийские повара не задумываются, что произойдет, если смешать устриц, имбирь, лук-порей и арахис, они просто так делают — и все. Сочетание в блюдах самых разнообразных ингредиентов — это часть австралийского гастрономического наследия, феномен, которому, с точки зрения хозяина «Астранса», всего-навсего двадцать лет (он специально занимался изысканиями по этому вопросу, когда жил в Австралии). Однако в Париже, по его собственному признанию, ему приходится несколько сдерживать полет своей фантазии. «Во Франции можно пустить в ход экзотические ингредиенты, но при этом следует соблюдать негласный кулинарный закон — сливки и масло превыше всего. Кроме того, необходимо учитывать мнение клиентов». По признанию месье Барбо, ему нравится вставлять необычные нотки в кулинарные симфонии собственного сочинения. Он приводит короткий список парижских ресторанов, которые ему нравятся, а я, в свою очередь, обещаю ему помочь с приобретением соли «Мюррей Ривер».

И во сколько же обошелся мой обед? Должен вам напомнить: меня пригласили, и я ни за что не платил, однако, если верить кулинарному путеводителю «Мишлен», за обед в «Астрансе» вам придется отдать от семидесяти до ста пятидесяти евро. Принимая во внимание обстоятельства, не так уж и дорого.

Я иду пешком обратно на станцию «Пасси» и с удивлением замечаю, что, несмотря на плотный обед, совершенно не чувствую тяжести в желудке. К тому же я открыл для себя нечто новое. Настроение просто превосходное! А еще сегодня вечером мне предстоит отведать одно из самых известных французских блюд тет-де-вё (телячью голову). Для этого я отправляюсь в маленький ресторанчик, который славится строгим следованием традициям.

Мама того самого Пьера, с которым мы столь неудачно отведали паэлью, однажды (когда я еще был во Франции новичком) спросила меня, правда ли, что я ем все. Во Франции этот вопрос считается вполне нормальным. «Да, конечно», — поспешил я ответить. Мама Пьера пояснила, что на выходных собирается приготовить тет-де-вё — блюдо, которое очень любят у нее в семье. Она пригласила меня с супругой (мы как раз недавно поженились) к ним в деревню. Дом, как оказалось немалых размеров, стоял на берегу реки Луан, в Монтиньи, что к югу от столицы.

Мадам Вешамбр умела сказочно готовить, поэтому все выходные в Монтиньи мы в основном ели и пили. Если я не ошибаюсь, телячью голову приготовили на обед. (Пожалуй, так оно и было — обеду во Франции традиционно придается большее значение, чем ужину.) Ярко сияло солнце, заливая светом столовую. Застекленные двери были раскрыты нараспашку, и из-за синих гортензий поблескивали серебристо-серые воды канала. С тех пор прошло уже немало лет, время берет свое, и я уже не помню, что нам принесли на закуску. (Практически наверняка закуски присутствовали — это были какие-нибудь колбасы и ветчины.) Я даже не рискну с уверенностью утверждать, что голову подали именно во французском стиле, водрузив на огромную общую тарелку, которую поставили в самый центр стола. (Скорее всего, именно так оно и было.) Мадам Вешамбр настаивала на том, чтобы лучший кусочек достался мне. Мгновение спустя передо мной уже лежал кусок щеки. Я посмотрел на него и не смог поверить своим глазам. Прямо перед мной предстало закрытое веко с густыми ресницами. Ничего не оставалось, как вежливо улыбнуться. Я несколько минут возился с тарелкой, объедая все вокруг века, а потом сдался. Мадам Вешамбр, придя на помощь, забрала у меня жутковатое лакомство, положив вместо него привычной ветчины.