ПАРК ПОБЕДЫ. Роман в рассказах - страница 22

_______________

Душный воздух смешивается с дорожной пылью, запахом выхлопов, звуками клаксонов и визгом покрышек. В кафе на углу Рашпилевской и Соборной вошла девушка. Она взглядом пробежалась по полупустому залу и встала в очередь.

Когда съедено пирожное, выпит вкусный, напоминающий детство коктейль, девушка склоняется над пакетом с тетрадками. В её подрагивающих пальчиках ручка. Она пишет на листочке в клеточку:

«Боже, как все плохо. Как мне плохо. Я никому не нужна. Думаю – это никогда не закончится. Сейчас надо идти на лекцию, а мне так плохо, что хочется рыдать, про все забыть. Что я натворила…»

В гуле проносящихся машин слышатся отголоски музыки Милен Фармер. Это происходит скорее от психического напряжения, а возможно, действительно где-то слушают любимые песни, и через большие оконные стёкла кафе, и до них через множество преград, проходит мягкий мелодичный звук. Девушка на минуту сбивается, прислушивается и продолжает писать. Её мысли как будто тоже отрываются от листа бумаги и снова ложатся и льются уже в ином русле.

«…Так хочется быть любимой, чтобы за тобой ухаживали, оберегали…», – девушка смотрит в окно и, что-то вспомнив, продолжает: «…но некому. Всем надо одно и то же. Тела и ничего больше.

Хотя о чём я? Сейчас от меня никому ничего не надо.

Как себя изменить? Как стать холодной, стервой? Как сделать, чтобы тебя уважали и хотели завоевать.

Мама! Почему я такая? Почему мною пользуются, а потом бросают? И так становится невыносимо, что не хочется жить…»

Девушка как-то сжимается, собирается, мельком смотрит на часики. Строчки выравниваются, а буквы приобретают нажим.

«…Но все хватит плакаться, пора собирать все силы и идти на лекцию. Всем улыбаться и говорить, что все о’key, что никаких проблем. А что дальше? А дальше семинары, сессия, которую надо во что бы то ни стало сдать!»

Девушка шла на лекцию по гражданскому праву, а впереди была целая жизнь, со всеми горестями и счастьем, обыденностью и волнениями; жизнь, в которой утонут воспоминания о неудавшейся любви, и только изредка в непослушной памяти всплывут встречи, заставлявшие когда-то часто биться сердце, и столик в студенческом кафе, и на душе от этих воспоминаний будет уже хорошо и легко.

Она совершенно забудет о листочке в клеточку, ставшем закладкой Гражданского кодекса. В следующем году кодекс получит в библиотеке другой студент. Ему будет не давать покоя печальная история девушки до тех пор, пока он не напишет эти строки.

_______________

Да, так её звали. Наташа.

В самое первое время знакомства Андрей думал, что она очень смелая и самостоятельная. В первую их ночь они с жадностью и со знанием дела набросились друг на друга. Свет из-за недодёрнутых занавесок падал в глухой переулок, и пьяному, мочившемуся под окном, казалось, что он смотрит порнографический фильм. Когда Андрей в перерывах ходил на кухню курить, она увидела лицо, не объяснив ничего, оделась и вышла, и там, под окнами, длинная тень прыгнула от неё в подворотню.

В следующую ночь они ели раков, много, целый кулёк, и пили импортное пиво в маленьких бутылочках. Диван-постель раскинулся почти на всё пространство комнаты, обклеенной простенькими, давно пожелтевшими обоями, а старый шифонер в углу в самый неподходящий момент хлопал о стену облезшей дверью, и непривычная маленькая, вся блестящая и иностранная бутылочка казалась чёрным принцем, случайно забредшим в придорожный кабак.

Наташа быстро оказалась его сожительницей. Андрей не заметил, как в шифонер перекочевали все эти многочисленные блузки, юбки и джинсы, и после первой той бурной ночи она утром уже гладила, как само разумеющееся, его рубашку.

Наташа училась, приходила только вечером, а на выходные уезжала в станицу к родителям. Иногда она ночевала у себя. Но чем дальше, тем яснее становилось ему, даже без намёков, что невыгодно оплачивать квартиру, когда в ней почти не бываешь.

Уже не в самое первое время, а когда в бабушкином шифонере со скрипучими дверями висели блузочки на плечиках, Андрей, к немалому удивлению, обнаружил у девчонки, легко порхнувшей в машину, бесстрашно ходившей ловить подглядывавшего извращенца, покладистый характер и совершенную неспособность сопротивляться его воле. Ещё он нашёл хорошую хозяйку, но обнаружил, что с Наташей абсолютно не о чем говорить. Внутренний мир её был настолько ещё детским, из каких-то собачек, кошечек, юбочек, почти кукол. Посторонних мужчин она до сих пор, до девятнадцати лет, называла дядьками, а женщин – тётьками, и это почему-то больше всего раздражало Андрея. К тому же Наташа, уже к его полному разочарованию, оказалась плаксой, и во второй или третий день их знакомства на своих ободранных джинсовых шортиках вышила многозначительный инициал «А».