ПАРК ПОБЕДЫ. Роман в рассказах - страница 48

Мы столкнулись с ним у ворот второго КПП. Я отдал ему честь и принял вид военного дознавателя с неотложной миссией. В руке у меня был внушительный файл с выписками из приказов. Файл не помог мне.

– Киселёв, где твоя медаль?

– Какая медаль?

– «За отвагу», блядь!

– Так она ж на парадку…

– Я грю, планка-бля!

– …Товарищ подполковник… вы же всё знаете.

Козак сдвинул повыше фуражку, огляделся, не желая свидетелей. И заговорил вдруг впервые с теплотой в голосе:

– Награды, Саша, на войне даются не за подвиги, а за время пребывания на передовой… Ты сколько там был?.. Растяжки в горпарке ищешь?

– …Ищу.

– Значит, достаточно… Всех нас нужно лечить… Голову… И знак участника носи. Ты не тыловая крыса – ты боевой офицер.

Он шёл к казармам через плац энергичной походкой коренного жеребца, тянувшего несдвигаемый воз, а во мне растекалось чувство радости.

Это было паскудное бабье чувство. Чувство задёрганной женщины, приласканной жёстким любовником… Я вышел за КПП, думая о том, что Козак неплохой, на самом деле, мужик… Что Козак – строгий, но справедливый офицер… Что Козак – храбрый офицер, больше всех ездивший в район и бесстрашно мотавшийся по всей Чечне с одним водителем в уазике… Когда Козак узнал о предстоящем назначении в Грозный (вместо спокойной должности здесь), он закрылся в кабинете и пил водку один. И это так душевно и по-человечески.

Я знакомился с девушками по дороге домой. Я стеснялся своей формы старлея, как клейма неудачника, но красивые девушки заливались смехом, легко оставляя мне номера телефонов.

_______________

Должностной обязанностью майора Сосновникова было поддержание морально-психологического состояния личного состава *** отдельного батальона оперативного назначения. У майора был бравый вид: орденские планки, выправка и поскрипывание при ходьбе.

В управление Сосновников перевёлся из артиллерийско-зенитного дивизиона и свою командирскую жизнь вспоминал с ностальгией. Майор был афганцем и чернобыльцем. За Чечню он имел медаль Суворова – ну, да это у многих в части, а вот орден Красной Звезды и афганская медаль были только у Сосновникова. Ещё был один прапорщик-афганец в разведроте, но тот планок не носил.

Когда заходил разговор о сложной обстановке в Чечне, майор кривил испитое лицо и многозначительно говорил всегда одну и ту же фразу:

– Да… это не Афган, конечно…

Сосновников любил выпить, то есть к тому времени, когда я его застал, он уже фактически спился. У него бывали запои прямо в штабе. Тогда он выходил из кабинета только по стеночке в туалет. А когда запой случался не в служебное время, Сосновникова видели в кафе и в магазине. Он был одет в бушлат (с покосившимися майорскими звёздами) на голое тело. Раз, зимой, Сосновников в таком виде почти час простоял у стелы погибшим героям на территории части.

Наискось летела снежная морось, голова майора сделалась от неё седой, по лицу его лились слезы, или это был таявший снег.

– Вот почему так бывает? Как только зайдёшь на территорию этого батальона гребучего, хочется выпить стакан водки?

Я не знал, что ответить. Мне тоже не особенно комфортно было среди мрачных казарм, склада ГСМ и плаца, где солнечное утро в разгар весны забивает и душит гнетущая барабанная дробь развода.

– Вот так терпишь-терпишь несколько дней, а они-то накапливаются.

– Кто они?

– Стаканы…

Рабочий день Сосновникова проходил так.

Майор сидел за столом. Непрерывно сидеть, уставившись в одну точку, он мог необычайно долго. При этом Сосновников имел начальствующий вид.

Солдат-компьютерщик что-то распечатывал на раздолбанном принтере, я за соседним столом изучал объяснения и протоколы допросов: знал я всё содержание этих документов уже наизусть. Казарменный запах пота и ваксы проникал и в помещение штаба, звуки были гулкими, как в туннеле, постоянно проходила информация о том, что командир то уехал, то, наоборот, приехал в часть, а нервы в армии и так всегда на пределе. Было невыносимо скучно и в то же время тревожно. Вдруг Сосновников вставал и стремительно выходил из кабинета.

Через десять минут резко открывалась дверь.