Пароль остается прежним - страница 11

— У Бородули, товарищ майор.

В дверь постучали.

— А вот и он,— сказал Серебренников. — Свободны, капитан, и не забывайте о нашем разговоре.

Принесли почту.

Лейтенант поставил на стол пузырек со спецчернилами, которые захватил с собой, и принял почту.

Серебренников окунул ручку в пузырек. Пробуя перо, провел несколько линий на чистом листе бумаги.

Лейтенант положил газеты на диван и, бережно развязав тесемки на голубой папке, разложил перед майором партийные документы.

Серебренников склонился над столом. Продолговатый шрам выглянул из-под отложного воротничка сорочки цвета хаки. Погоны были зеленые с двумя просветами. В тон им — галстук. Светлее — пуговицы и звездочки на погонах.

В дверь снова постучали. На этот раз нерешительно.

— Да, пожалуйста.

Никто не входил.

— Прошу! — громче повторил Серебренников.

Никакого ответа.

— Посмотрите, лейтенант, кто там,— попросил Серебренников.

Лейтенант распахнул дверь.

— А, Бородуля...

Большеголовый солдат с вялым, невыразительным лицом доложил сбивчиво:

— Товарищ майор, по вашему приказанию рядовой Бородуля... Это... Прибыл... Рядовой Бородуля.

— Подойдите ближе,— сказал Серебренников.

Бородуля сделал полшага вперед и приставил ногу.

— Еще ближе.

Бородуля сделал еще полшага.

— И еще ближе!

Снова полшага.

— Ну, как хотите. Можете оставаться там... Садитесь.

Бородуля подумал и боком двинулся по ковровой дорожке. Неуклюже присел на краешек стула. Серебренников предложил ему пока посмотреть газеты.

Бородуля кивнул, но газеты не взял. Стал разглядывать кабинет. Прямо — на полстены книжный шкаф. Рядом — географические полушария. Радиоприемник «Белорусь». (А вот у них дома — «Рига»). Полумягкие стулья с квадратными спинками. Зеленая скатерть на столе. Лучше красная.

В простенке между окнами—портрет Владимира Ильича Ленина. Ничего не скажешь: хороший портрет. Только рамка коричневая. Надо бы золотую.

Лейтенант старательно дует на подписанные документы, чтобы высохли чернила, и подает новые.

Бородуля сидит и от нечего делать думает.

А для чего, собственно, вызвали? Ну, ходил в самоволку. Так ведь это было давно, еще на учебном пункте. И то велика беда: спросил как-то у командира отделения увольнительную, хотел пойти в город, сфотографироваться. Тот ответил, что увольнение дается в порядке поощрения. Если Бородуля хочет в город, должен приналечь на учебу. Но Бородуля решил проще: перемахнул через забор и угодил в объятия патрулю.

После учебного его оставили в хозяйственном взводе. Он ходил рабочим по кухне и развозил воду, дневалил по конюшне и был рассыльным по штабу. Такая жизнь его устраивала: ни хлопот, ни забот. Командир взвода махнул на Бородулю рукой, а когда была инспекторская — отправил в караул. Но Бородулей заинтересовались в политотделе, и вот он в кабинете майора Серебренникова. Сидит, не торопится. Действует по принципу: солдат спит, а служба идет.

Серебренников вернул партийные документы лейтенанту и вдруг заметил, будто продолжал давно начатый разговор:

— Ладно, товарищ Бородуля, Удовлетворим вашу просьбу.

— Мою просьбу? — удивился Бородуля.

— Поедете на заставу.

Бородуля разинул рот:

— Я — на заставу?

— А как же,— сказал Серебренников серьезно.— Это вы правильно заметили: солдату надо служить.

— Я заметил?! — Бородуле вовсе не хотелось расставаться с хозяйственным взводом.

— Вот так всегда,— улыбнулся Серебренников, когда за Бородулей захлопнулась дверь.— Приходит солдат на границу и еще не знает цену своим рукам.— Он помолчал.— Куда бы его послать?

— К капитану Ярцеву! — убежденно сказал лейтенант.— Там люди хорошие и участок ответственный. Не придется Бородуле скучать.

Серебренников ответил после некоторого раздумья:

— Что же, доложу полковнику Заозерному.

Пошла вторая неделя с тех пор, как пограничный катер Вахида Шарапова выловил утопленника, однако личность его выяснить так и не удалось.

Пограничные заставы продолжали нести свою вечно напряженную службу.

Николай Бегалин острее всех чувствовал это. Ему было трудней, чем другим солдатам привыкать к воинской дисциплине и суровому климату Средней Азии. Всю жизнь он провел за Полярным кругом. Отец постоянно находился в плавании. Мать учительствовала в семилетней школе при лесопильном заводе. Она слишком опекала сына, и он рос хилым, болезненным.